— Спасибо, — сказала я.
Питерсон протянул мне визитку:
— Если будут еще какие-то инциденты с прессой, звоните. У нас ожидается совершенно сумасшедшая неделя, и очень неудачно вышло, что она как-то зацепила вашего друга и его отца. Губернатор решительно настроен помочь вам не попадать под прожектор.
— Я очень благодарна вам, мистер Питерсон.
— Это моя работа, миз Блейк.
Я кивнула:
— Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Я закрыла дверь, заперла ее, задвинула щеколду наверху. Всегда запираюсь наглухо. Да, большинство тех, за кем я охочусь, могли бы эту дверь высадить без проблем, но никогда не знаешь наверняка. Среди врагов попадаются и люди.
Сегодня ночью я врагов не ждала, но ведь я и днем не ждала, что надо будет пускать в ход оружие. А с собой его прихватила.
Джейсон ушел в ванную и закрыл за собой дверь — послышался шум воды. Я бы не стала его трогать, но есть хотелось. Я постучала.
Шум воды стих.
— Да?
— Я буду заказывать еду в номер, тебе чего?
— Я не хочу.
— Надо есть, Джейсон. — Это не было обычное «надо есть». Оборотни лучше контролируют своего зверя, когда живот полон. Один голод разжигает другой, и бездна призывает бездну.
— Что-то меня ничего не манит, Анита.
— Я знаю. — Я прислонилась к двери лбом. — И очень тебе сочувствую.
Слышно было, как он идет к двери, и я отодвинулась, чтобы он меня не стукнул.
— По поводу чего, Анита?
— Что твой отец был настолько ужасен.
Он улыбнулся так горько, что у меня сердце защемило.
— Он такой был всю мою жизнь. Наверное, я думал, что когда он будет умирать, это будет для меня миг ликования, а видишь — на то не похоже.
Я не знала, что на это сказать, кроме как:
— Вряд ли миг ликования.
— А вот ты ему понравилась. Я даже удивился.
— Отчего?
— Он любит мамину мягкость и вечное: «Да, милый». Из сестер любит Роберту — за то, что она всегда с ним согласна. Но вот ему понравилось, что ты дала ему отпор.
Я пожала плечами:
— Мое необычное обаяние.
Он улыбнулся мне:
— Это теперь так называется?
Он прошел мимо меня по номеру. Я нахмурилась ему в спину:
— Что «это»?
— Он трогал твои шрамы.
— Они много кого завораживали.
— Не совсем так. Обычно от них отворачиваются и делают вид, будто их нету. Или наоборот: пялятся вопреки собственному желанию. Они смущают людей, от них неуютно.
— Я это все стараюсь не замечать.
— Да, но шрамы-то твои, поэтому тебе небезразлично. А я вот просто смотрю, как кто реагирует.
Он снял галстук и бросил на пол.
Я пожала плечами:
— Не знала, что тебя интересует, как кто реагирует на мои шрамы.
Он улыбнулся и снял пиджак.
— Ты же знаешь, люблю наблюдать за людьми.
— Как все оборотни. Я всегда думала, что это как лев следит за стадом газелей. Типа самое слабое звено выбирает.
Он покачал головой и стал расстегивать рубашку.
— Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, но когда-то я думал, что буду артистом. Мы коллекционируем манеры, как филателисты — марки.
Я подумала над его словами:
— Да, понимаю.
— В прошлый раз ты сняла туфли, как только мы вошли в эту дверь. Так что не стесняйся.
Кажется, неделя прошла, как я впервые вошла в этот номер. Меня все эти семейные сложности измотали вконец, а Джейсон был как огурчик, будто и не плакал в машине совсем недавно. Немножко глаза запали, но в остальном был как обычно. Я знала, что это видимость, иначе не может быть. Но тогда возникала мысль: насколько часто дома, в Сент-Луисе, Джейсон скрывал эмоциональное смятение? Если он так хорошо это умеет, то много раз мог меня провести.
— Что ты так смотришь? — спросил он. Рубашка на нем была уже расстегнута, осталось только снять золотые запонки на манжетах.
— Да вот думаю, сколько раз ты так поступал в Сент-Луисе.
— Так — это как?
— Притворялся, что все в порядке, хотя на самом деле этого не чувствовал.
Синие глаза стали тверже, и некоторое напряжение отразилось на лице, но лишь на мгновение. Потом он улыбнулся, глаза заискрились.
— Если ты меня вынудишь, я тебя съем.
Он придвинулся ближе, и я точно так же захотела от него отодвинуться. Он ничего не сделал, выражение лица оставалось таким же приветливым. Но в его позе читалось какое-то обещание, и мне становилось от него неуютно.
— Съем тебя, потому что ты права, — сказал он. — Мне даже голодным быть не надо, когда я под таким, — он тронул меня за лицо, — напряжением.
От одной лишь игры его пальцев у меня мурашки побежали по коже. Я закрыла глаза, не зная, зачем именно — то ли чтобы не видеть его лица, то ли чтобы сосредоточиться на этом ощущении. Глаза у него уже не улыбались, они стали слишком взрослыми, настоящими, и — да, неуютными.
Рука скользнула вдоль изгиба моего лица, взяла его в ладонь. Джейсон поцеловал меня, и я на каблуках была чуть повыше. Ощущение этой разницы заставило меня открыть глаза — и передо мной оказались глаза Джейсона.
— У тебя удивленный вид, — произнес он тихо.
Мне пришлось проглотить слюну, чтобы ответить, да и то несколько сдавленным голосом:
— Кажется, я и вправду удивлена.
— Чем? Нам случалось целоваться.
Я посмотрела ему в лицо. Трудно было сформулировать, но… облизав вдруг пересохшие губы, я ответила шепотом:
— Не знаю.
— Вид у тебя почти перепуганный.
Он тоже понизил голос почти до шепота.
Я отступила от него — так, чтобы он меня не касался. Стало лучше.
Наклонив голову набок, он посмотрел на меня:
— Ты нервничаешь.
Голос прозвучал удивленно.
