Название приняли единогласно после Пининого предположения:
- Наверное, он очень сильный и красивый, этот кашалот.
- И добрый, - добавила Тина, посмотрев на Олли.
Тут послышался такой звук, как будто кто-то стал сыпать на палубу сушеный горох.
- А где доктор? - спросил Виндибур.
Четырбок стоял возле барабана, приложив к уху рожок, и прислушивался. Барабан начинал медленно вращаться.
- Там кто-то есть, - сделал глубокомысленный вывод эскулап, - и не один.
- Ну конечно же, доктор! - закривлялся Репейник, делая реверанс. - Скажите честно, вы ведь не могли не заметить три сотни здоровенных ежей, плывущих зайцами на нашем пароме?
- Зайцы?! Никаких зайцев на участке не потерплю! - вдруг громогласно заявил Четырбок. - Они линяют, а у твоей тетушки на шерсть аллергия. Стыдно, юноша, забывать о недугах своих родственников!
Питти на всякий случай огляделся. Внезапное упоминание тетки Зузилы выбило его из колеи. Весь Хоббитон знал, что с ней лучше не связываться, такой у нее был характер.
Окружающие так и попадали на палубу. Хрюкл постанывал, двойняшки повизгивали, Брю кашлял в кулак, а Олли хохотал в голос. Даже гном не мог сдержаться.
Между тем барабан вращался все быстрее. Лопасти по обоим бортам судна молотили воздух, требуя погружения в воду.
Нори, по праву занявший должность судового механика, нажал на поворотный рычаг, и механизм опустился в море. Толчок получился сильный, такой, что все чуть снова не попадали. 'Мечта Кашалота' рванулась с места и полетела по волнам залива навстречу приключениям.
Какие звезды ночью над морем! Это не те жалкие булавочные головки, которые видно с суши, натыканные чьей-то небрежной рукой в бархатную подушку небосвода. Каждая 'морская' звезда похожа на маленький маячок, на светляка, радостно мерцающего своим брюшком в едином танце с мириадами собратьев. Все фигуры и па этого таинственного танца имеют свое предназначение. Огромное счастье такого предназначения - указывать путь тому, кто стремится к своей мечте.
Если бы не звук хлопающих по воде лопастей и цокот ежиных когтей в барабане, Олли подумал бы, что он уже спит. Что погрузившийся в плавную дрему океан уже укачал его разум, словно младенца в люльке, и теперь смысл его жизни - только безмятежность этого волшебного сна.
Ветра не было, и паруса спустили. Вахту у штурвала стоял Болто, остальные спали в своих каютах. Олли обернулся. Так и есть: Хрюкл, поначалу с большим энтузиазмом принявший обязанности вахтенного, теперь клевал носом.
- Отправляйся спать, Болто, - предложил Виндибур. - Я достою.
Взявшись за штурвал, невысоклик сразу ощутил прилив сил. Чувство ответственности, вдруг охватившее его, казалось, приподнимает над землей, делая выше ростом. 'Я заварил эту кашу, - думал он с гордостью, - а теперь вот я веду наш корабль вперед, к таинственной земле. Интересно, какая она, эта земля, и чем встретит?'
За размышлениями Олли не заметил, как небосвод на востоке начал блекнуть. Звезды отправлялись спать.
Вдруг слева по борту что-то блеснуло и ушло в воду. Потом еще и еще раз. Какие-то создания плыли рядом с кораблем, выныривая и вновь погружаясь. Невысоклик насчитал четырех. Тугую блестящую спину созданий венчали крупные косые плавники. Существа устроили настоящую чехарду, то подплывая совсем близко, то удаляясь, но идя вровень судну. Судя по всему, им было очень весело. Олли во все глаза смотрел на игру морских обитателей, любуясь, как восходящее солнце играет розовыми бликами на мокрых спинах. Он даже не заметил, как рядом появился Брю.
- Ветры морские, да это же дельфы!
Хриплый возглас паромщика заставил вздрогнуть. Придя в себя, Виндибур почти шепотом спросил:
- А кто они?
- Говорят - морские эльфы, трап им под ноги. Когда земные эльфы ушли за море, то некоторые из них, не выдержали разлуки. Они вернулись к границам нашего мира. Теперь дельфы смотрят за порядком в океане и стерегут его от врагов. Еще говорят, что они читают мысли, а их царь, хоть добр и справедлив, но гнев его - ужасен. Хотя, может быть, все это сказки...
В это время один из дельфов подплыл, привстал над водой и, похлопав грудными плавниками, внимательно посмотрел на Олли. Затем, что-то весело прострекотав и кивнув пару раз товарищам, поплыл прочь. Остальные последовали за ним.
- Похоже, ты им понравился, парень, - довольно заключил старый Брю и, вставив в зубы трубку, стал к штурвалу.
Море было спокойно. Юго-западный ветер вспенивал небольшие волны мелкими барашками. Редкие чайки проносились над мачтой в обратном направлении.
Когда весь экипаж судна приступил к своим обязанностями, Болто вдруг спросил:
- А где Четырбок?
- Где, где, дрыхнет твой эскулап, морской еж ему в койку!- Отозвался Брю с мостика. - Сковородки там же, при нем. Я хотел подъем сыграть, да забыл с этими дельфами.
Хрюкл все понял и направился в бывшую паромную рубку Брю. Тина и Пина побежали за ним. Уж больно любопытно им стало, зачем спящему доктору сковородки.
Четырбок сотрясал стены рубки гремучим храпом. Хрюкл стал посреди каюты, как артист на сцене, и для чего-то прочистил горло.
- Гхм-гхм, - прокашлялся он, - учитесь, мелюзга. Концерт дается только один раз.
Сестренки, не решаясь войти, смотрели в дверной проем.
- Откройте рот! - скомандовал Болто, широко открывая свой и разводя в стороны сковородки.
'Блямц-ля-ляц!' - исторгла рубка. 'В-и-и-и!' - хлопнулись на пол двойняшки. 'Кто следующий?!' - взревел Четырбок и высунулся наружу.
Несколько мгновений стояла тишина. Даже цокот в барабане прекратился. Было слышно, как плещутся волны да ветер шелестит в снастях. И тут в дело вступил Солист. С юта донеслось жуткое: 'И-а-а- а!'
Ослик орал на пол-океана. Неизвестно, что вызвало приступ истошного ора, то ли опасный для слуха подъем доктора, то ли внезапный приступ ностальгии по суше, только Пит констатировал:
- Рыбы в этих местах теперь долго не будет.
Увидев Тину и Пину Уткинс, сидящих перед дверью с открытыми ртами, Четырбок нагнулся:
- Скажите 'А-а-а!'
- А-а-а?! - сказали близняшки, ничего не понимая.
- Вот и славненько! - удовлетворенно произнес эскулап. - Ангина почти прошла. Скажите своему папаше, чтобы зашел ко мне завтра с утра. Я ему еще настойки для вас дам, попьете для профилактики...
Внезапно дверца остановившегося барабана с треском открылась. На палубу решительным шагом вышел атаман ежей. Вид у него был насупленный.
- Работать невозможно! Бардак! - почти без акцента заявил он. И подойдя вплотную к Нури, добавил:
- Осел пусть замолчит - наши с ритма сбиваются. И запомни, мастер гном: 'В рынду бьешь - обед даешь'. Обед - через каждые сутки. Теперь с тебя чхи-р-р-с-с!
После этих слов Питти опрометью бросился к Солисту, захватив по дороге два кочана капусты. А ежина, хлебнув пойла, полез обратно. 'Мыш-и-и уж-жа!' раздался внутри его рык, и барабан закрутился.
- Бы-р-р-р, - тряхнул головой Олли, - ну и публика! А сутки, между прочим, скоро пройдут. Надо мышиный паштет запасать.
