сенсорной пластине на пульте. Полоса света пробежала по сенсору сверху вниз, по краям идентификатора зажглись зеленые полосы. То же самое сделал и Джонсон у пульта тактиков.
«ЦЕПЬ КОМАНДОВАНИЯ ПОДТВЕРЖДЕНА. ГЛАВНЫЕ ОРУДИЯ, ПУСКОВЫЕ УСТАНОВКИ ПРИВЕДЕНЫ В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ».
Корабли стремительно неслись сквозь пустоту, настигая врага. Тэш’шский корабль ничем не высказывал беспокойства по поводу преследователей — и одной этой невыраженной уверенности хватало, чтобы всерьез подозревать какой-нибудь неприятный сюрприз. Тэш’ша не были дураками и расклад «боевая база с частично боеспособным кораблем прикрытия против одного корабля» могли просчитать не хуже людей. Но не сделали ничего, даже наоборот — прекратили разгон, тем самым приближая неизбежный бой.
Тэш’ша достаточно равнодушно относились к боевым потерям — это хорошо знали в Конфедерации. Но так же хорошо знали, что «коты» никогда не станут громоздить горы трупов там, где можно обойтись малой кровью. И, к несчастью, у них хватало и умения, и гибкости мышления, чтобы не ломиться короткой и кровавой дорожкой, а придумывать что-то оригинальное и неожиданное. Битва за Плеть Острага продемонстрировала это с удручающей убедительностью.
«ИНТЕРВАЛ БЕЗОПАСНОСТИ ТРИ МИНУТЫ».
Фарбах открыл общий канал связи — его должны были слышать не только по всей базе, но и на космолетах, выстроившихся тремя клиньями по правую сторону базы, и на «Авангарде»:
— Мы были во многих переделках, но сегодня, пожалуй, перед нами самая опасная и трудная задача. Мы должны выстоять, победить, помочь нашим друзьям и товарищам на «Молохе». Враг рискнул дать бой с одним кораблем — и мы дадим прочувствовать ему в полной мере ошибочность такого пренебрежения к нам. Я не жду от вас невозможного. Конфедерация не ждет от вас невозможного — лишь того, чтобы каждый исполнил свой долг наилучшим образом. И я знаю, что этого будет достаточно для победы. Удачи, и да хранит вас Господь.
«Не самая лучшая речь», — самокритично подумал командор, разрывая канал связи. Но он и в лучшие времена не любил много говорить перед боем — как и его первый командир, ставший еще при жизни человеком-легендой, адмирал Альберт Рильский, выигравший для всего человечества Церерианскую битву. Адмирал вел эскадры и во время второго великого сражения у Алос-12, но увидеть во второй раз разгром тэш’шского флота ему не судилось: флагман погиб во время последнего, отчаянного рывка «котов», последней попытке переломить ход сражения.
«ИНТЕРВАЛ БЕЗОПАСНОСТИ ИСЧЕРПАН. ПРОТИВНИК В ЗОНЕ ПОРАЖЕНИЯ».
— Фиксируем передачу на нашем канале с вражеского корабля, — из «ямы» громко сообщили операторы связи. — Передача на чон-саа, Всеобщий диалект.
— Дайте звук и переводите, — командор провел пальцами по воротнику мундира: на мгновение стало тяжело дышать. Тэш’шский обычай, от которого они никогда не отступали: непосредственно перед тем, как открыть огонь, они сообщали, кто командует ими. Не важно, один корабль или несколько эскадр — «коты» всегда предупреждали, с кем людям приходится иметь дело. И это было своеобразной границей между относительным покоем предбоевой подготовки и адом схватки. — Всем боевым постам — готовность к огню по команде.
На мостике раздался скрипучий, размеренный голос тэш’ша. Люди за пультами больше разбирались в том, как убивать «котов», чем в их языке, но сейчас почему-то каждого этот негромкий, и вроде бы даже усталый голос заставил против воли поежиться.
—
На мгновение на мостике стало очень тихо. В зоне конфликта это имя знали все: родной брат правителя Империи Тэш’ша, главнокомандующий всеми войсками, сражающимися с Конфедерацией — об этом тэш’ша ходило много историй, но ни одной хорошей для людей среди них не встречалось.
Командор, стиснул зубы, прогоняя вспыхнувшее на долю секунды чувство неуверенности. В любом случае отступать поздно — и тем важнее было уничтожить врага. Своим рейдом в глубину тэш’шского пространства «Гетман Хмельницкий» так или иначе отвлек какие-то силы противника от готовящейся операции в системе Авалон. Если же удастся еще вдобавок лишить «котов» их выдающегося — как бы командору не хотелось, но и он не мог отрицать незаурядные способности тушд-руала — командующего, то можно с чистой совестью считать, что все жертвы полностью окупились. Даже возможная гибель базы в таком раскладе могла в некотором смысле считаться приемлемой ценой.
— Всплески в эмиссионном спектре! — громко сообщил тактик-офицер, рядом с которым Джонсон что-то внимательно изучал на оперативной схеме. — Противник открыл огонь!
— Всем боевым постам — огонь! — голос командора прозвучал буднично и спокойно: время для волнений прошло.
На оперативной схеме замерцали прогнозируемые навкомом траектории снарядов, одновременно включились маневровые двигатели. Навком автоматически начал «раскачивать» из стороны в сторону базу, с разными промежутками, с разной интенсивностью включая и выключая двигатели, не забывая при этом передавать нужные данные на боевые посты.
Не дожидаясь команды, начал обстреливать тэш’ша и «Авангард»: как и было условленно, «Гетман Хмельницкий» в основном накрывал зону возможных маневров вражеского корабля, а «арка» Райтсена — била по центру этой зоны. Будь с ними «Молох» — волноваться бы почти не пришлось: три корабля с одним так или иначе, но разберутся. Тут уж скорее тэш’ша пришлось бы выкручиваться, ища способ или уклониться от боя, или каким-то хитрым способом заставить людей разделиться.
«ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ВРЕМЯ ПОДХОДА СНАРЯДОВ ПРОТИВНИКА ПЯТЬ СЕКУНД!» — это навком продублировал не только текстовыми сообщениями на экраны и визоры, но и мелодичным женским голосом во всех помещениях базы. Не успело стихнуть эхо сообщения, как «Гетман Хмельницкий» содрогнулся.
Могло бы показаться смешным, не будь все так серьезно: тэш’ша умудрились одним из первых, выпущенных наугад — как и все первые выстрелы — достать боевую базу. Снаряд врезался в броню несколькими десятками метров выше центральной оси и на треть километра ближе к корме от геометрического центра корабля.
Вокруг точки поражения бронепластины на пять-шесть метров выгнулись, бешено вибрируя: сейчас вся колоссальная энергия удара расходовалась на то, чтобы проломить полуметровый щит брони с перестроенной кристаллической структурой верхнего слоя, и преодолеть не менее колоссальное натяжение почти что мономолекулярных нитей внутри бронепластин. Это длилось не дольше десятой доли секунды, пока пластина в точку удара разламывалась, пока превращающийся в облако плазмы снаряд методично вгрызался вглубь брони — затем осталось только светящееся оранжево-багровым светом пятнышко, окруженное завитками сверкающих белым огнем трещин. И передавшийся корпусу, пускай и приглушенный изолирующей прослойкой между внешней и внутренней броней, отзвук удара.
— Поврежден фрагмент внешней брони, боевые посты и внешние датчики не пострадали. Ближайшие проекторы экрана работают на полную мощность, — немедленно доложил Джонсон. Командор молча кивнул, ничем не показывая своих чувств, и вернулся к изучению висящей над «ямой» оперативно- тактической схемы.
В чем-то это могло показаться парадоксальным, но после начала боя роль командоров, капитанов кораблей или командующих ударными группировками чаще всего сводилась к такому вот созерцанию. Работали навигаторы, работал навком, работали тактики и артиллеристы, работали боевые посты, выплевывающие снаряд за снарядом, работала в поте лица ТехСлужба и даже служба безопасности была готова в любом момент сорваться с места и мчаться к месту возможного десанта. Только для одного единственного человека, поставленного во главе всех этих служб, руководящегося кораблем все или большая часть заканчивалась с первым выстрелом.
Дальше работали статистика с баллистикой. С поправкой на удачу.
В чем-то в этом и заключалась самая страшная вещь космических боев. Отчетливее всего, конечно, это виделось для крупных масс кораблей, но справедливым оставалось и для одиночных схваток. Именно на командующих лежала ответственность за подготовку и планирование, за умение предвидеть ситуацию, за способность заложить даже в самый примитивный и просчитываемый план нечто, способное застать врага врасплох. Но главной особенностью было то, что на них лежала вся тяжесть ошибок и упущенных
