Не все оборотни принадлежали к дому Маэлгвина, но все, кто звал его господином, в свое время могли превращаться в то или иное животное. Некоторые и сейчас еще могли – но немногие. Еще одна почти утраченная магическая способность.
При этой мысли я невольно взглянула на Дойла. Он так и стоял у двери. Удалось ли ему вынюхать убийцу? Узнал ли он, чья магия едва не уничтожила Андаис и ее стражей? Очень хотелось, чтобы он подошел ко мне и рассказал, но нам приходилось играть свои роли. Мы заставили придворных думать, что он решил вернуться к Андаис и наказан за недолгую измену – поставлен на пост у двери, далеко от трона. Чем дальше от трона, тем дальше от милости монарха, а значит – плохо. Это был единственный способ поставить его у двери на пути всех входящих так, чтобы не вызвать подозрений. Но сколько же еще нам притворяться? Когда королева его позовет?
Я старалась не дергаться от прикосновений крыльев, ручек и ножек. Мне хотелось смахнуть с себя фей и подозвать Дойла. Хотелось со всем покончить. Но Андаис всегда предпочитала растянуть месть. Я принадлежала к типу 'убить-их-всех-и-дело-с-концом', Андаис любила поиграть с жертвой.
Маленькая белая фея, теперь красная с головы до ног, наклонилась к самому моему лицу и прозвенела колокольчиком:
– Почему ты так замерла, принцесса? Еще боишься, что укусим? – Она засмеялась, и с ней засмеялись почти все: кто-то звонко, как колокольчик, кто-то шипя, как змея, а кто-то очень похоже на людей, и это был самый странный звук. Они взлетели смеющимся облачком, сплошь разноцветные крылья и окровавленные тельца, какая-то помесь стервятников с бабочками.
По залу разнесся голос Андаис – тон не форсированный, как у актеров, а совершенно обычный, словно ей не надо было прилагать никаких усилий, чтобы ее голос донесся до самых дальних углов.
– Ачто бы ты дал, Маэлгвин, за возвращение твоему дому утраченных способностей?
– О чем ты говоришь, о королева? – переспросил он прежним чуть насмешливым тоном, но глаза посмотрели внимательней.
Она отыскала взглядом Дойла и скомандовала:
– Покажи ему, о чем я говорю, Мрак.
Нервы у королевы явно покрепче моих. Я бы велела Дойлу бежать и выложить мне все новости, высказать обвинение, а она вместо этого превращала его проход по залу в цирковое представление. А может, она просто больше была фейри, чем я. Фейри редко бывают практичны. Они будут шутить и забавляться даже на пути к виселице. У фейри это в природе – а у меня нет. Мне хотелось наорать на нее и заставить заниматься делом. Но я прикусила язык и оставила ее вести события так, как она пожелает. Только пожалела, что рассказала ей о возвращении способностей к моим стражам. Не знала в она о Дойле, и хотя бы этот спектакль подождал бы.
Дойл покинул пост и скользнул к центру зала, но не перекинулся. Просто шел под взглядами придворных, сперва сопровождаемый молчанием, потом усиливающимся шепотом и смешками. Когда Дойл наконец подошел к трону, королева готова была рычать от злости.
Он опустился на колено перед ее троном, не моим – верное решение, это был ее двор.
Маэлгвин сказал:
– Я полагал, что мои сородичи не теряли способности прогуляться по тронному залу, моя королева.
Он не рассмеялся вслух, но был чертовски к этому близок.
– Прошу разрешения передать на время мое оружие в надежные руки, – сказал Дойл.
– Зачем мне давать тебе какие-то разрешения, Мрак? Ты меня уже подвел.
– Многие из утерянных в прежние годы магических предметов исчезли именно во время метаморфоза.
Он расстегнул ремень, на котором крепились и его парные кинжалы, и меч с черной рукоятью. Кинжалы назывались Зиг и Заг. Раньше они носили другие имена, но я их ни разу не слышала. Кинжалы поражали без промаха любую мишень, в которую были брошены. Меч звался Черное Безумие – Байнидх Ду. Стоило любой руке, кроме руки Дойла, попытаться им завладеть, и вор навсегда лишался разума. Во всяком случае, легенда была такая. Я только один раз видела меч в бою – против Безымянного. Все возможности меча в одной той схватке я увидеть не могла. Дойл вытащил ремень из петель наплечной кобуры с ее совсем не магическим содержимым – современным пистолетом. Пистолет он не тронул, и кобура слегка болталась теперь без удерживавшего ее ремня.
Он положил ремень с оружием себе на колени.
– В Западных землях перемена меня настигла, когда я был безоружен. Все, что было на мне, исчезло и не вернулось вместе с человеческой формой. Я не могу рисковать этими клинками.
Говорил он тихо, и его слышали только те, кто стоял близко к трону.
Гнев королевы от слов Дойла утих.
– Мудро, как всегда, мой Мрак. Делай, как считаешь нужным.
Он встал и поднялся по ступеням, держа в руках ремень с его драгоценным грузом. А потом сделал то, чего на моей памяти не делал никогда: поцеловал Андаис в щеку – и я со своего места заметила, как он шепчет ей на ухо. Андаис ответила только понимающей улыбкой. Впечатление было такое, словно Дойл шепнул ей что-то скабрезное.
Потом он подошел и точно так же поцеловал меня. У меня только секунда была решить, что мне изобразить на лице – актриса из меня куда хуже, чем из тетушки. Ну, если справиться с лицом не удастся, придется отворачиваться.
Дойл шепнул мне на ухо:
– Чарами пахнет от Нерис.
Я уткнулась лицом ему в шею. Втянула носом его запах, тепло его кожи – и так скрыла, насколько я потрясена. Любые имена я ожидала услышать, но только не это.
