Мэдлин приняла первый вопрос, пока я еще стояла в обнимку с Дойлом. Разумеется, задали его мне.
Дойл еще раз меня приобнял, и я скользнула вперед на моих четырехдюймовых каблуках. Вопрос был уже знакомый. Вряд ли сегодня будет много новых вопросов.
– Вы уже выбрали мужа, принцесса Мередит?
– Нет, – ответила я.
Поднялся другой репортер:
– Тогда в чем цель вашего визита на родину? Что вы хотите нам объявить?
Королева меня проинструктировала заранее.
– Мой дядя, Король Света и Иллюзий, дает бал в мою честь.
– Вы берете с собой своих стражей?
Вопрос коварный. Если я скажу 'да', напишут, что без телохранителей я не чувствую себя в безопасности при Благом Дворе. Что, по существу, верно, но всем это знать не обязательно.
– Мои стражи везде следуют за мной... – Я сделала паузу, и Мэдлин шепнула мне на ухо: 'Стив'. – Стив, – повторила я. – В конце концов, там будут танцы, так не оставлять же мне лучших моих партнеров сидеть дома и считать ворон?
Смешки, улыбки – и дальше, дальше.
Женщина-репортер:
– Королева Андаис объявила, что сегодня будет бал в вашу честь при вашем дворе. А когда начнется ваш визит к Благому Двору?
– Он планируется через две ночи от сей. – 'Планируется' я сказала на случай, если что-то стрясется и визит покажется нам слишком опасным. 'Две ночи от сей' – потому что прессе нравится, когда мы употребляем непривычные или архаичные обороты – или то, что они такими оборотами считают. Я принцесса эльфов, и некоторые люди чувствуют разочарование, когда я говорю как средняя американка. Так что иногда я пытаюсь говорить так, как этого ждут от эльфов. Из стражей у большинства сохранился хотя бы намек на прежнее произношение. Только я говорю как девчонка со Среднего Запада. Ну, еще Гален.
– Не собираются ли дворы примириться?
– Насколько мне известно, мы не находимся в состоянии войны – разве что вы в курсе чего-то новенького, Мори. – На этот раз я припомнила имя репортера сама. Улыбнуться, головку чуть склонить к плечу, показать им, как я юна, – если хочу показаться юной. Моя замена глазам олененка Бэмби: 'Только посмотрите, какая я безобидная и милая, не обижайте меня!'
Моя игра заслужила одобрительный смех и новые вспышки, едва меня не ослепившие. На следующий вопрос я отвечала сквозь круги перед глазами. Я бы надела темные очки, если б тетушка нарочно не предупредила этого не делать. Темные очки вызывают подозрение. Нам нельзя казаться подозрительными. Впрочем, стражам она очки разрешила – едва ли не впервые на моей памяти. Что показывало, как она встревожена – сильнее встревожена, чем в нашу последнюю встречу. И никто из нас причин ее тревоги не знал.
Надо сказать, стражи в темных очках напоминали мальчиков из подпевки. 'Мерри и ее веселые парни'[4]. Так нас прозвали журналисты. Не самое оригинальное название для рок-группы, но бывают и похуже.
– Кто из ваших стражей лучший в постели?
Женщина спросила. Я встряхнула головой, так что волосы разлетелись в стороны и блеснули изумруды сережек.
– Ну... – Мэдлин шепнула мне ее имя. – ...Стефани леди берегут честь джентльменов.
– Но ты не леди! – крикнул кто-то из задних рядов. Я узнала голос. Все затихли, и следующий возглас прозвучал очень ясно: – Обычная эльфийская шлюха. Королевское происхождение ничего не меняет.
Я наклонилась к микрофону и сказала низким волнующим голосом:
– Барри, ты ревнуешь!
Несколько полицейских уже пробивались к задним рядам. Барри Дженкинс всегда входил в список нежелательных лиц. У меня со времени гибели моего отца имелся судебный ордер, запрещавший ему ко мне приближаться. Он сделал самые удачные – самые кошмарные из всех – снимки тела моего отца и меня, рыдающей над телом. Суд признал, что Барри систематически нарушал права несовершеннолетней – мои права. Он не имел права получать выгоду, эксплуатируя несовершеннолетнего ребенка. А значит, все фотографии, которые он не успел еще продать, стали для него бесполезны. Продавать их ему запретили. А деньги, полученные за уже опубликованные снимки и статьи, он должен был пожертвовать благотворительным организациям. Он уже рассчитывал на Пулитцеровскую премию – а тут такой облом. Это, а еще небольшой инцидент на заброшенной дороге, где я совершила свою месть, он не мог мне простить.
Впрочем, он тоже отомстил – в какой-то степени. Именно он стоял за решением моего бывшего жениха Гриффина продать таблоидам кое-какие интимные фотографии. Я уже не была несовершеннолетней, а Гриффин пришел к нему сам, так что Барри даже не понадобилось приближаться ко мне на пятьдесят пресловутых футов, чтобы написать свой пасквиль.
Моя тетя, Королева Воздуха и Тьмы, объявила Гриффину смертный приговор. Не за нанесенное мне оскорбление, а за то, что он выдал смертным наши внутренние тайны. Это непозволительно. Насколько я в курсе, его до сих пор ищут. Если б за ним послали Дойла, думаю, он был бы уже мертв, но у Мрака королевы нашлись занятия поинтереснее мести. Королеве важнее, чтобы я была жива и забеременела, чем наказать Гриффина. Черт возьми, это и мне важнее.
Мне не нужна смерть Гриффина. Она никак не исправит того, что он натворил. Ничего не изменит. Не изменит, что он был моим женихом семь лет и обманывал меня со всеми, с кем мог. Мы три года не виделись
