— Я думал, у вас любое прикосновение сексуальное.
— Нет, не сексуальное, а чувственное.
— А есть разница?
Я еще раз погладила его по животу, другой рукой обнимая за талию.
— Да.
— И в чем?
Я нахмурилась:
— Ты не забыл, что не любишь женщин?
Он опять засмеялся и накрыл мою руку своей.
— Это да, но своими мужчинами ты не делишься.
— Каждый из них вправе самостоятельно решать такие вопросы, — сказала я.
Он поднял брови:
— Правда?
Я невольно рассмеялась от выражения его лица.
— Вот-вот, ты лучше с ними будешь спать, чем со мной.
Он закатил глаза и картинно развел руки, потом ухмыльнулся:
— Факт. — Он наклонился, улыбаясь, но сказал серьезно: — Но если я потискаюсь с тобой, Адам простит, а с мужчиной — вряд ли.
Я вгляделась в его глаза почти в упор.
— Все так плохо?
Он кивнул и поднял ту мою руку, которой я гладила его живот, к губам, целуя пальцы.
— Я люблю Адама так, как думал, не полюблю никого и никогда, но без внимания я чахну. — Он отпустил мою руку и так низко склонился к моему лицу, как только позволяла разница в росте (с учетом моих каблуков). — Это слабость, да, но мне нужны поглаживания, заигрывание, хоть что-то.
— Приезжай к нам на ужин. Поедим и поваляемся гурьбой перед плазменным экраном во всю стену.
Он замедлил шаг и едва не запнулся, но удержался вовремя.
— Абсолютно, если ты точно не имеешь в виду секса.
— А если имею? — спросил он.
Я нахмурилась, а он отвернулся, делая вид, что смотрит на машины «скорой помощи» и полицейских, но понятно было, что он просто прячет глаза — не хочет, чтобы кто-то видел их выражение.
Я остановилась и заставила остановиться его, повернула к себе лицом.
— Ты мне однажды сказал, что ваше с Адамом партнерство впервые сделало тебя счастливым. Что до того у тебя была работа, был секс, а счастья не было.
Он коротко кивнул.
— Если ты говоришь, что хочешь сохранить отношения с Адамом, я тебе помогу, но если у вас все кончено и ты хочешь секса — дело другое.
В глазах у него отразилось страдание. Он прижал меня к себе крепко-крепко, он никогда так меня не обнимал, да и чужих мужиков обнимал только если дразнил или хотел смутить. Но эти объятия ничего общего не имели ни с сексом, ни с проверками на прочность — слишком крепко, слишком отчаянно он меня сжимал. Я обняла его в ответ, прижалась лицом к груди и спросила:
— Что случилось, Джулиан?
— Я готов ему изменить, Мерри. Если он не вспомнит обо мне сегодня-завтра, я пойду на сторону. Может, этого он и ждет — Чтобы был предлог для разрыва.
— Но зачем это ему? — спросила я.
— Не знаю. Когда был жив Этан, его бесила сама мысль, что брат у него — гей. Он меня терпеть не мог и говорил, что это я превратил его единственного брата в пидора. Может, поэтому.
Я отстранилась, глядя ему в лицо, но он притянул меня обратно.
— Этан не мог так думать всерьез. Адам всегда любил мужчин.
— У него и девушки бывали. Он даже обручился с одной.
Я повернула его лицо к себе, взяв за подбородок:
— Он поговаривает о возвращении в натуралы? Джулиан помотал головой, и я разглядела сквозь очки блеск слез в его глазах. Они еще не лились, но смаргивать ему уже приходилось.
— Не знаю. Он не выносит, когда я к нему прикасаюсь. Он не выносит вообще ничьих прикосновений. Я уже не знаю, чего он хочет.
На густых ресницах дрожали слезы, и Джулиан все шире открывал глаза, чтобы они не полились.
— Приезжай на ужин. Хотя бы дружескую ласку мы тебе обеспечим.
— Мы собирались сегодня поужинать вдвоем. Если все получится, то мне ничья другая ласка и не понадобится.
Я улыбнулась:
— Ну, если не приедешь, мы будем знать, что ты снова обрел главную любовь своей жизни и вы хорошо проводите время. Это было бы здорово.
Он улыбнулся и торопливо смахнул непролившиеся слезы. Гей или не гей, он мужчина, а мужчины терпеть не могут плакать, особенно на публике.
— Спасибо, Мерри. Прости, что я тебя этим нагружаю, но почти все мои друзья тоже геи, и они…
— Они решат, что самое время тебя заарканить.
Он опять неопределенно развел руками:
— Не то что заарканить… Но когда я обнаруживаю, сколько друзей не прочь снова оказаться со мной в одной постели…
— С бывшими любовниками очень сложно оставаться просто друзьями, — сказала я.
Он засмеялся — уже весело.
— При моем дружелюбии это просто.
— Так я и думала, — сказала я. Я обняла его, а он обнял меня — на этот раз по-дружески. — А ты не говорил с Адамом насчет визита к семейному психологу?
— Он сказал, что ему это не нужно — все свои проблемы он сам знает. Потеряв единственного брата, он вправе оплакивать потерю.
Рис кашлянул, и мы обернулись к нему.
— Ребята, пора показывать документы и проходить через оцепление.
Говорил он подчеркнуто нейтральным тоном, но мне было ясно, что довольно много из нашего разговора он уловил. Во-первых, слух у фейри лучше человеческого, a во-вторых, за две тысячи лет можно научиться понимать людей.
— Прошу прощения, — сказал Джулиан. — Я забыл о деле, это непрофессионально и недопустимо.
Он шагнул в сторону, одернул пиджак, разгладил лацканы и на глазах собрался.
Гален сказал, наклонившись к его уху:
— Мы тебя обогреем, не разрушая твой брак.
— Какой удар по моей самооценке! — улыбнулся Джулиан. — Ты даже не попытаешься меня соблазнить?
— А что, предполагается, что я буду соблазнять, а не ты? — Гален улыбнулся даже шире него. Джулиан ответил ухмылкой.
Катбодуа нахмурилась и сказала:
— Я ни с кем не собираюсь вступать в телесный контакт, кроме Усны.
— Бедняжка, — сказала я.
Катбодуа нахмурилась сильней. Я покачала головой, но объяснить пришлось:
— Никто против своей воли никого ласкать не будет. Все будет исключительно по взаимному желанию.
Она переглянулась с Шаред.
— Это так не похоже на принца.
