Глава Центробанка Игнатьев сказал, что девальвации не будет, но потихоньку будут расширять коридор, чтобы давление, значит, на рубль было меньше. А первый вице-премьер Шувалов добавил, что просто речь идет о реальной стоимости рубля и доллара...
— Шувалов прав — не надо зажимать наш рубль. И нельзя постоянно делать интервенцию в поддержку рубля. Зажимая одно, можно перегнуть в другом. Этот коридор надо правильно определить. Если, как говорится, держать все время в одной позе эту проблему, это не всегда правильно.
— А в какой же позе ее надо держать?
— Не в той, о которой ты думаешь.
— Да я ни о чем таком и не думаю... Не до того. Вот сейчас сколько реально стоит рубль?
— Это ты у Шувалова спроси. Или у Игнатьева.
— Думаете, они скажут?
— Нет. И правильно сделают.
— Почему?
— Да потому что... А зачем тебе это?
— А может, я хочу побольше?
— Побольше чего?
— Курс доллара. То есть наоборот. Выходит, что у нас не рыночная экономика, если Игнатьев с Шуваловым рулят?
— Чем рулят?
— Долларом и рублем.
— Молодец, приехал (смеется). Поехали дальше. Ты этого не говорил, я этого не слышал.
— А вы не знаете, когда кризис кончится?
— А что, кто-нибудь говорит, что знает?
— Министр финансов Кудрин говорит, что в 2009-м. Путин ничего не говорит, он вкалывает...
— Кудрин — это Кудрин, а Путин — это премьер. Ему сейчас тут не до гаданий. Он должен сегодня, что он и делает, предпринимать те меры, которые должны сбуферить кризис, как говорится, чтобы страна не попала в такую ситуацию, когда все может резко пойти.
— Сейчас все правильно Медведев и Путин делают, ага?
— Пока — все. Первые шаги показали уже. То, что поддержали вначале основные банки. Но надо поддерживать и производителей, крупные компании. А у нас есть что строить, куда вкладывать, что возводить. Да мы еще себя не кормим! Надо не упустить перво-наперво аграрный комплекс.
— Я был на заседании правительства. Путин там сказал: сто тринадцать миллиардов выделили на поддержку банковской системы, и оказалось, что это уходит на западные счета.
— Что ты хочешь? Путин не просто сказал, он за это взгрел, наверное? Так и правильно. Если контроля не будет, если деньги, те, что выделяет государство, будут сразу же уходить, это катастрофа. За это надо карать.
— А как карать? У нас же рыночная экономика, свобода предпринимательства.
— Это же государство взяло и дало — для того чтобы поддержать кого надо. При чем здесь рыночные отношения? Ну?
— У нас были идеальные условия, что цена на нефть подскочила донельзя, а мы этим не воспользовались, чтобы возродить промышленность.
— Знаешь, ты мне напоминаешь Зюганова. А может, ты и есть его агент?
— Не-а...
— Вот Зюганов по стране ездит, он что, разве не видит, какие происходят изменения? Предприятия же новые строятся! Он что, думает, что все это так, само собой идет? Откуда же все-таки и жизнь меняется, и доходы населения, социальные проблемы решаются. Все оттуда же... И ты вот как-то плаваешь. Кризисом, что ли, ушиблен?
— Есть маленько...
— Рановато что-то. А об идеальных условиях... Использовали как могли! Но не худшим образом. Представь себе, что у нас не было бы этого резерва сейчас. Тогда что ж в том плохого? Я когда слышу, что вот это не дали, туда не дали, зачем это сделали... Затем и сделали! И правильно! Беда пришла уже, ее сразу прикрыли.
— В дефолт 98-го цена на нефть опускалась до восьми — десяти долларов за баррель. Сейчас — до пятидесяти. Какой критический уровень может быть, чтобы это ударило по нашей экономике?
— Когда дойдет до такого, как ты говоришь.
— То есть восемь — десять? А что, может быть такое?
— Нет, не может.
— А почему вы так уверены?
— Потому что мы обладаем мощными ресурсами. Я считаю, цена нефти будет в среднем где-то шестьдесят — семьдесят.
— Несмотря на глобальный кризис?
— Несмотря ни на что. Вот в этих пределах. Она может где-то ниже опускаться шестидесяти, а потом она может подняться выше семидесяти. Но в среднем будет держаться в этих пределах. Для нас, для производителей и для экспортеров, нефть — это достаточно неплохо. Сегодня есть возможности не допустить паники. Да ее никто и не допустит при таких возможностях. И в этом мы отличаемся от многих других государств. В том числе и от Украины. Потому что запас прочности у нас намного выше. Но и имея, неправильно распоряжаясь, можно довести до беды.
Разговор в феврале 2009-го.
— Виктор Степанович, в ноябре 2008-го вы говорили, что не стоит бояться девальвации рубля...
— На то время так оно и было. Что ты сейчас хочешь?
— Ясности! Одни говорят — надо было сразу рубль опустить.
— Так мы же опускали.
— Нет — резко!
— И резко опускали. Это уже было. Вспомни девяностые годы. Кто там спрашивал кого и чего? Никто ничего не понимал. Зачем же еще?
— А надо потихоньку, что ли? Как другие предлагают.
— Правильно, потихоньку! Нельзя рывком. Не дай Бог рывок будет, у нас этот элемент паники сидит всегда где-то вот тут рядом. Не дай Бог, сразу все кувырком пойдет.
И сегодня правительство говорит об этом. И правильно – надо разъяснять, что да, назвали уже коридор, допустим, сорок — сорок один. Да, мы идем. Ну и хорошо. Идем тихо, тихо, тихо — а потом посмотрим, как доллар будет, как цена на нефть.
На нефть будет меняться, будет меняться сразу и доллар. Чем будет ниже цена на нефть, тем сразу будет доллар подниматься. И ни в коем случае нельзя проявлять эмоциональность в этих делах. Боже упаси. Настало время, которое нужно пережить умеючи. Не транжирить, жить по средствам.
— Ага, вот идем по коридору, идем... Тихо. А когда выйдем-то?
— Совещания постоянно идут с правительством — слушают, ищут...
— Вот в ноябре вы еще говорили о мудрости руководителей... А у нас руководители мудрые?
— Очень. (Смеется.) Ты каких имеешь в виду?
— А вы каких? Вы кому чаще звоните — Путину или Медведеву?
— К кому есть вопросы. Я же от нечего делать не буду звонить. Я же знаю, что это такое.
— Вы их раньше на «вы» не называли, ведь так?
— Давай следующий вопрос.
— Меня замучили вопросом: узнай у Виктора Степановича, почему он так похудел?
— Сейчас, по-моему, все худеют.
— Кризис?
