— Ну, что еще?
— Насчет дач. Вот, говорят, у Шойгу их две.
— Докладываю: у меня один дом. Все. Других квартир нет.
— А мы слышали, что вы чего-то там продавали...
— Я строил новый дом. Нужны были средства. Я продал квартиру и дом, который был до этого. Деньги вложил в новый дом.
— И много денег?
— Фу! Хватило...
— У вас там, говорят, и конюшня.
— Какая конюшня? Чего вы глупости говорите? Нет конюшни. И никогда не было.
— Как тогда получается, что, судя по декларации о доходах, вы — самый бедный министр?
— Я не считаю себя бедным. Что, я с неба упал голый и у меня вдруг все появилось? Что за бред вообще?
Первые большие деньги заработал в студотряде. На Таймыре построили интернат из бруса. Деньги прогуляли, если говорить точно. А к возрасту Христа я имел «Волгу» — ГАЗ-2410, которой был премирован за сдачу Саянского алюминиевого завода.
— Вы не первый раз упоминаете Христа... А сами-то какому Богу молитесь?
— Есть корни и от буддизма, и от православия. Но я крещен в пятилетнем возрасте в городе Стаханове Донецкой области моей бабушкой, царство ей небесное и дай Бог, чтобы она там от наших дел здесь не перевернулась. Кстати, я своими руками срубил часовню в глухой тайге.
— Говорят еще, от вас многие женщины без ума?
— Это плохо, что ли?
— А как вы от них спасаетесь? Их же много.
— Зачем спасаться? На улицах не пристают.
— А вы часто влюблялись?
— Да по-всякому бывает. (Шойгу задумался.) Ну чего вы лезете в мою жизнь? Чего вам? Я же не поп- звезда, чтобы рассказывать, с кем на какой тусовке, кого люблю и как. Это моя личная жизнь.
— Сергей Кужугетович, а вас самого когда-нибудь спасали?
— Да. Меня матушка спасла в трехлетнем возрасте. Я стоял на берегу горной реки, берег обвалился, и я упал в реку. Если бы матушка в этот момент не повернулась — они недалеко сидели у костра, — не прыгнула в реку и не вытащила меня, мы бы сегодня не беседовали...
— И поэтому вы стали спасателем?
— Не думаю. Моя первая профессия — строитель.
— Ваша дочь Юлия возглавляет в МЧС психологическую службу. Вы с ней часто встречаетесь?
— Не могу похвастаться.
— А когда видитесь, много говорите о работе?
— Вообще не говорим. У нас с ней такой уговор. А когда у нее есть какие-то вопросы, она, как и все стальные сотрудники, обращается ко мне в министерстве.
— Наверное, без очереди ее принимаете.
— У меня в приемной никогда нет очереди.
— А сколько всего народу в МЧС?
— Если брать всю систему, почти полмиллиона.
— А которые с вами с первого дня?
— Таких процентов сорок.
— Сколько человек вы знаете лично?
— Не считал.
— Тысяч сто?
— Тысяч двадцать. Бойцов, спасателей знаю многих, пожарных...
— Говорят, у вас есть и войска, и авиация... Прямо силовое ведомство. Это правда?
— Конечно. Это нужно для выполнения задач, которые перед нами стоят.
— В последнее время в России появляется мода — силовыми ведомствами руководят гражданские лица. А вы не могли бы снять погоны и тоже стать гражданским лицом?
— Ну, во-первых, я не понимаю такую моду. Во-вторых, если бы звезды мне на погоны падали с неба... — вот так: бум — упала одна большая звезда, через пару-тройку месяцев — вторая. И ты не обращаешь на них внимания...
Звание генерал-майора я получил в девяностые, во время событий в Южной Осетии. Вспомните, что это было — разведение противоборствующих сил, эвакуация людей, доставка продовольствия... — под бомбежками, под обстрелами. И ту задачу, которую передо мной ставили — остановить войну, прекратить кровопролитие, — мы выполнили.
Звание генерал-лейтенанта «досталось» мне после событий в Абхазии — в те же 90-е годы. Полтора года там — это не только успешная, хотя и тяжелейшая миротворческая миссия. Это потери друзей- товарищей, невероятное напряжение сил и нервов.
Какой такой моде после всего этого я обязан следовать? Почему должен погоны снимать? Просто так ничего не бывает.
— В приметы верите?
— Есть такое... Не фотографируюсь перед посадкой в самолет у трапа. Никогда. И запрещаю это делать всем остальным. Когда что-то забываю и возвращаюсь, обязательно смотрю на свое отражение где-то в стекле или в зеркале. Можно язык показать. Терпеть не могу тесную обувь, завистников, лентяев и плохо наточенные коньки.
— Что вам снится по ночам?
— Одно время снились падающие самолеты. Потом прошло.
— А сейчас?
— В основном хорошее.
— Мне бы что-нибудь про аномальные явления...
— Ну, слушай... Значит, необычное. На моей малой родине, в Республике Туве, есть высокая гора, очень высокая, — там вечный снег, ледник. Мангун-тайга называется. А на самой вершине — это видел мой отец, еще несколько человек — лежит, как они его называют, «железный плот». Большой! Лежал — во всяком случае, в те времена, когда мой отец был совсем молодым. А первое упоминание о «железном плоте» появилось задолго до революции 1917 года.
— Вряд ли это остатки от какой-нибудь ракеты — спутников же тогда еще не было.
— Да, не было, и тарелки с неба не падали. Ничего не падало.
Плот этот сделан из больших толстых бревен. А почему «железный»? Там какие-то части железом обиты. Кто его туда затащил, зачем он нужен был? Загадка... Считается, что это — одно из неких подобий, что ли, Ноева ковчега. Может, мы туда экспедицию снарядим.
А второе чудо — «природный холодильник», тоже в Туве. Представьте себе: лето, плюс сорок, а в этом месте два камня отодвигаешь — там минус шестнадцать. «Природный холодильник» тоже давно нашли — рыбаки, охотники там хранят рыбу, мясо — все это замерзает прямо в камень.
Очень интересные вещи. Их трудно чем-то объяснить...
ПОСЛЕ МАТЧА
— ...Ну как? — спросил у меня Шойгу, когда я снял хоккейные доспехи. — Травм нет? Руки-ноги сгибаются? Две-три тренировки — и будешь играть нормально. Серьезно тебе говорю.
Но у меня к тому времени уже ничего не сгибалось. Хотя травм не было.
