назначил дату: «ближайший вторник».
Но на нашу беду в стране каждую неделю, как водится, приключались какие-нибудь катаклизмы, вторники пролетали за вторниками, а Путин все не ехал. Была опорожнена и припасенная для высокого гостя бутылка хорошего конька, и мы, вконец обидевшись, хотели было уже вычеркнуть прообещавшегося госчиновника из списков гостей.
Но его помощник Анатолий Лысков нас предостерег: «Не спешите, ребята! Владимир Владимирович свое слово держит».
Впрочем, мы и сами в этом вскоре убедились. В жаркий июльский полдень к нам, на улицу «Правды», нагрянула многочисленная охрана. А потом появился и сам долгожданный визитер.
Первое, что бросилось в глаза, — очки на шнурке, висевшие у Путина на груди, точно бинокль. С помощью метода дедукции мы сразу же определили: наш гость страдает дальнозоркостью.
И тут же представился случай воочию в этом убедиться.
Казалось, не обращая внимания на портрет президента Ельцина, который красовался буквально перед самым носом, Путин устремил свой взор в глубь редакционного кабинета: «Это что за рыбья голова у вас на стене?» Пришлось объяснить: голова горбуши, выловленной на Дальнем Востоке, которая, впрочем, ровным счетом ничего не символизирует. Так, мол, для красоты. «Неплохо, неплохо», — похвалил нас главный контрразведчик.
Ни разу не прибегнув к помощи очков, Путин, так сказать, в духе той же дальнозоркости, отвечал и на наши самые ехидные вопросы...
А вот фрагменты — я считаю, они актуальны и сегодня — из того самого интервью...
— Владимир Владимирович, а мы, пока вас ждали, такого насмотрелись: милиция, гаишники, охрана в штатском. Даже машины наших сотрудников, которые обычно стоят у подъезда, приказали отогнать подальше. Вы кого-то боитесь?
— Никого я не боюсь. По российскому законодательству директор ФСБ — неохраняемое лицо. Но у него есть своя ведомственная охрана. Вы заметили — со мной пришел один человек? А секретарь Совета безопасности — лицо охраняемое. И его берет «под опеку» Федеральная службы охраны...
— А когда вы едете по городу, движение перекрывают?
— Нет. Движение перекрывают только для президента и премьера.
— А самолет у вас есть?
— Нет.
— Как же вы летаете?
— Если надо по личным делам, то покупаю билет и лечу. А если по служебным, то тоже либо рейсовым самолетом, либо «попутным» спецбортом, в зависимости от того, по какой линии мероприятие...
— В печати появляется много «шпионских историй». Только знаете, что настораживает? Шпионов вы вроде бы ловите много, но уж больно они все какие-то мелкие.
— Ну почему же? Встречаются и крупные. Просто мы договорились с нашими зарубежными партнерами не озвучивать информацию на сей счет. Потому что это ухудшает двусторонние международные отношения. С американскими коллегами мы даже вырабатываем систему мер по предупреждению негативных последствий, связанных с деятельностью спецслужб наших стран. И пусть вас это не удивляет.
Во всем цивилизованном мире основная задача спецслужбы — обеспечивать достоверной информацией свое политическое руководство. В наших национальных интересах — нормальное, конструктивное сотрудничество с подавляющим большинством стран.
— Если нельзя называть новых громких имен, давайте хотя бы остановимся на «старых» шпионах — мы имеем в виду Обухова, Пасько, Моисеева, Никитина....
— Да, вокруг этих персонажей по-прежнему много шуму. Но, считаю, в данных случаях наше ведомство поступает, исходя из государственных интересов. Остановлюсь на Никитине. Ведь что там на самом деле произошло? Он проник в библиотеку и взял сведения, которые являлись секретными. Кстати, за свою «общественную деятельность» он получил денежное вознаграждение. Конечно, есть другой вопрос: насколько эти сведения актуальны сегодня? И с точки зрения политеса, в том числе международно- экологического, наверное, можно подумать о смягчении наказания. Но это должен решать суд.
К сожалению, зарубежные спецслужбы, помимо дипломатического прикрытия, очень активно используют в своей работе различные экологические и общественные организации, коммерческие фирмы и благотворительные фонды. Вот почему и эти структуры, как бы на нас ни давили СМИ и общественность, всегда будут под нашим пристальным вниманием. Этого требуют от нас интересы государства.
Мы ничего не делаем «ради конъюнктуры». Работаем, как говорится, только по факту. К слову, дело Моисеева — из разряда как раз таких случаев. И не важно, на какую разведку он работал — южнокорейскую или северокорейскую.
— А теперь давайте заглянем в Совет безопасности. Недавно, говорят, еще два ваших полковника получили генеральские звания. Президент Ельцин требует сокращать генералов, а вы их там «раздуваете»...
— Количество генералов не увеличивается. Но генерал-майоры по занимаемым должностям имеют право получить следующее воинское звание — генерал-лейтенанта. А в том, что у нас работают преимущественно военные люди, нет ничего странного. Ведь что такое Совет безопасности Российской Федерации? Посмотрите повестку наших совещаний и заседаний: противовоздушная оборона, развитие морского флота, силы ядерного сдерживания... Кто будет этим заниматься? Прапорщики? У них свои заботы — котелки, бляхи, фонари...
В ФСБ при всех перестановках, разливах и сливах количество генералов уменьшается. Как, впрочем, и общая численность сотрудников. У нас их было за сотню тысяч, сейчас меньше. Но тоже немало. А все почему?
К сожалению, в наших спецслужбах — экстенсивный метод развития. Не хватает средств. Поэтому там, где могла работать техника, заняты люди. И если мы просто сократим численность ФСБ, допустим, до двадцати тысяч и не обеспечим их техникой, у нас будет больше проблем, чем есть сегодня...
— Почему всем звания повышают, а президент Ельцин как был полковником, так и остается?
— А какое воинское звание было у Николая Второго?
— Полковник.
— Вот! Это очень почетное звание.
— Вы же тоже полковник?
— Да, недавно получил звание полковника запаса. (Кстати, когда Путин был тогда у нас в редакции, он называл себя полковником, а это уточнение — «запаса» вписал после того, как я приехал к нему на Лубянку визировать текст интервью. Эта была единственная правка. — А.Г.) Хочу обратить ваше внимание на то, что я остаюсь гражданским лицом.
— А как же командуете генералами?
— Мы не в армии, и мы не командуем. Никто не щелкает каблуками, у нас другой стиль. Что же касается меня... Я оставил службу в КГБ подполковником. Когда снова перевели на Лубянку, мог практически сразу получить генерала. Но думаю, это было бы с моей стороны некорректным. В воинских коллективах есть определенная традиция: очередную звезду надо заслужить.
— Когда вы встречаетесь с президентом Ельциным, он дает вам какие-то указания или рекомендации по поводу «нейтрализации оппозиции»?
— Я не буду вас убеждать в обратном. Приведу лучше один пример. Как-то, основываясь на оперативных материалах, я подробно рассказал Борису Николаевичу о том, как проводится предвыборная кампания в одной из соседних стран, где органы безопасности напрямую получают указания работать по оппозиции и добиваются при этом успеха. Президент меня выслушал и сказал: «Мы так работать не будем». Да, в ФСБ создано управление конституционной безопасности. Но оно «работает» не с оппозиционными партиями и движениями, а с экстремистскими — они могут быть как левого, так и правого толка.
