Памятник так хорошо смотрится! Люди тут же стали фотографироваться рядом с Нонной, детишки на коленки забрались...
Что меня поразило — деньги на изготовление скульптуры пожертвовали местные бизнесмены: три грека и один грузин! Один так наклонился, грек, и говорит: «Разве можно женщине босыми ногами стоять на камне? Конечно, нет. Мы опять собрали деньги, чтобы скульптуру поправили — надо под ногами из бронзы «деревянную» ступеньку сделать...»
11. «Она до последних дней своей жизни ждала звонков от режиссеров»
Чем больше времени проходит, тем яснее становится масштаб и глубина уникального явления в искусстве — Нонны Мордюковой. И еще вот думаем: хорошо, что народная любовь не знает ни девальвации, ни дефолтов...
Великая актриса всего несколько месяцев не дожила до своего 83-летия. Этот, теперь уже посмертный, ее день рожденья мы решили отметить на страницах газеты с помощью Натальи Викторовны Катаевой (Мордюковой).
Она поначалу засомневалась — как интервью-воспоминание связывается с православными правилами поминания усопших? Посоветовалась с отцом Никоном. Отец Никон сказал: устраивать обед — поминки, нельзя, а вспоминать не возбраняется...
«Самая лучшая сыгранная роль — ее уход»
...Мы расположились в той же комнате, в тех же креслах, за тем же самым низким столиком, за которым Нонна Викторовна всегда принимала нас, когда мы приходили с диктофоном. Чаепитие на кухне — с непременными искрометными актерскими байками, в этом Мордюкова была непревзойденным мастером! — это когда визит «неофициальный». А интервью — непременно в этой комнате.
— Она называла ее офисом, — замечает Наталья Викторовна. — Чуть что, говорит: «В офис пойдем!» Она не знала, что такое офис! Офис — это она представляла — там какой-то босс сидит!
— Это она себя представляла боссом?
— Да-да-да!
В этой же самой комнате ровно год назад, отвечала она и на вопросы украинских телевизионщиков, «напросившихся» на ее последний в жизни день рожденья.
— Этот день рождения мы не забудем никогда, — говорит сестра актрисы. — Потому что предыдущий она встречала в больнице — вы еще приходили с пирожными, эклеры с творожной начинкой... Вот, а тут — дома, на своих ногах, собрали всю родню и самых близких друзей. Вы же помните, какая она тогда была довольная, веселая. Я тогда и думать не могла, что такое не повторится.
Это невыносимо, потому что настолько мы с ней были связаны — пуповиной. Я знаю каждое ее выражение лица, ужимку, знаю, что нравится ей или не нравится. Я все угадывала. Мы одновременно начинали говорить об одном и том же... Настолько мы даже телепатически были связаны. Понимаете?
Раз я была при смерти — у меня тромб оторвался... Нонна в Карелии снималась, и звонит моему мужу на работу: «Петя, спасайте Наташку!» Вот как она почувствовала, что мне плохо? И поэтому у меня рефлексы к ней до сих пор остались, я от них еще не избавилась.
По привычке вскакиваю утром: сейчас Нонне завтрак сделаю... И ком в горле. Вы понимаете, не уходит этот ком...
— Вы жили с Нонной Викторовной последние десять лет, верно?
— Да, но дело не в этом. Мы с ней никогда в жизни так надолго не расставались. Вот с тех пор, когда я в Москву к Нонне переехала еще совсем девчонкой, Вовочку, ее сына, нянчила. Я и мужа своего, кинооператора Катаева, встретила в киноэкспедиции, куда Нонна меня взяла с собой.
Даже когда она уезжала в командировки одна, все равно хоть на день, а вытащит меня. Помню, как отмечали ее день рождения, когда Нонна снималась у Никиты Михалкова в фильме «Родня». Она мне звонит: «Наташка, приезжай!» А у меня ведь тоже — семья, работа — я тогда трудилась на телевидении, в объединении «Экран» — двадцать девять лет на одном месте, кстати! В общем, я поехала. Там Римма Маркова была с дочерью, Никита Сергеевич, сидели с Нонной, пели — до четырех утра! Я чуток поспала — и скорей в Москву. А когда я была в командировке в Протвине, что под Серпуховом — она ко мне приезжала. Ходили в финскую баню, березовый сок пили, шашлыки жарили...
Сестры мне предлагают переехать из этой квартиры, потому что здесь каждая вещь о ней напоминает. Но я не уеду. Она не хотела, чтобы я после ее ухода отсюда уехала.
Она мне сказала: «Знаешь, что, сестрица, когда меня не будет, живи здесь. Понаслаждайся одна. А то ты со мной влипла».
— Так и сказала – «влипла»?
— Да, так и сказала. Я говорю: «Нонна, ну если бы со мной что случилось, разве бы ты со мной тогда не влипла бы?» — «Влипла бы, конечно».
А я знаю: она б никого из родных в трудную минуту не бросила. Помню, я еще молодая была — только замуж вышла, со мной «ЧП» случилось. А дело было на первое мая, транспорт в центре не ходил — она чуть ли не через всю Москву, сквозь толпы народу — шла, да еще врача с собой привела. Она ж после смерти мамы нам всем, младшим детям, ее заменила.
— Она цементировала вашу семью.
— Нонна? Она связующей была, конечно. Она у нас всегда такой была, всегда. Ее энергия — даже если себя плохо чувствовала — на всех распространялась... Она хотела, чтобы и после ее ухода мы по-прежнему собирались в ее квартире, в ее любимой комнате. Она так и останется ее комнатой. Как при жизни.
— Хотите сделать что-то вроде домашнего музея?
— Можно и так назвать. Здесь будут вещи, которые она любила. Вот этот диванчик и кресла — она сама выбирала гобелен для обивки. Шкаф, который сама покупала. Платья, которые носила, — они вот здесь в шкафу так и будут висеть. Если кто захочет посмотреть — вытащу и покажу. Она мечтала о комодике — куплю, привезу... Сюда поставлю скульптурное изображение Иисуса Христа, который ей подарили.
— Портрет ее, написанный маслом, фотографии повесите?
— Обязательно, хорошие сделаем, отреставрируем снимки... Она мне столько успела сказать — прямо наказывала, наказывала, как наша мама.
— И что же она наказывала?
— Много чего. Мы смотрели похороны Сошальского. Она и говорит: «Вот видишь — театр, гроб стоит на сцене. Люди-то идут с одной стороны ручейком, а боссы — с другой...»
— И ей это не нравилось?
— Ей это ужасно не нравилось... «Я, — говорит, — так не хочу». Я говорю: «Нонна, ну о чем ты говоришь!» — «Ну а как же, — говорит, — ты должна это знать! Слушай меня! Я простой человек. И поэтому не надо театральной панихиды. Вот чтобы отец Никон попел молитвы... — она слово «отпевание» не говорила. — И все! На кладбище все равны!» Точно!
Поэтому ее отпевали в небольшой церкви на Кунцевском кладбище. И похоронили рядом с сыном Володей...
Александр Яковлевич Аскольдов потом, после похорон, сказал: «Самая лучшая ею сыгранная роль – это ее уход». Она все сама — и проиграла, и прорежиссировала...
«Володя был самой большой ее болью»
— Покоиться рядом с сыном ведь тоже было ее наказом?
— Конечно! Она даже о памятнике подумала. Говорит: «Ты смотри, мне не сделай лучше памятник, чем
