режут глаз: несмотря на удивительную напряженность и насыщенность, они мягкие, а их комбинации всегда складываются в красивейшие гармонии. Лишь блеск витражей на солнце может дать некоторое представление о цветовой энергии пейотлевых видений.
Проносятся целые анекдотические истории в картинах. Какой-то скандал с придворной жрицей фараона, история незнакомой дамы с восточной границы — сцены в парке с участием персонажей, совершенно невообразимых в нормальном состоянии даже для весьма разнузданной фантазии, ссора необычайно красивого русского юноши с какими-то французскими офицерами — словом, черт знает что и почему именно это, а не что-нибудь другое. И несмотря на ощущение произвольности видений, в целом в них есть какая-то внутренняя необходимость — все они связаны одним измерением фантастичности: общий характер этого мира, не только формально-цветовой, но и психический, — один и тот же.
Вижу наркотики — в образах перемен, происходящих в гигантском (может, метр в диаметре) черепе: он покрывается сажей, из которой пялится стыдливый топазовый глазок, — это никотин. Затем полчерепа отделяется, из глазниц выползает змей, оперенный, как чудеснейшая птичка-колибри, и упорно в меня всматривается умными черными глазами — это алкоголь. Череп покрывается белым кристаллическим пухом, а в нем чудной красоты и мудрости голубой глаз, и он манит меня магнетическим взглядом. Под черепом — маленькая белая лапка с черными коготками держит белые поводья, то натягивая их, то отпуская, — впечатление такое, что вожжи закреплены у меня на затылке, но осязательно я этого не чувствую. Это — кокаин. Номер под названием «Рождение чудовища»: было так жутко, что в какой-то момент я закричал и открыл глаза — но (о ужас, как говаривали встарь) видение сохранялось на фоне белой печки, к счастью, всего лишь несколько секунд. Увы, я не могу рассказать обо всем — читатели «Газеты львовской» не простили бы этого редактору.
Вообще почти во всех видениях поражала какая-то неслыханная мудрость и глубина, а глаза всех — от знакомых людей, чьи черты были значительно усилены, до «самых гнусных» чудищ и гадов — светились какой-то поистине неземной мудростью и красотой. Какое-то всеведение, издевка над нашим сознанием таились во взглядах этих незабываемых людских фигур и монстров, вызвать которых из небытия не могло бы никакое обычное человеческое воображение.
Видения постепенно замирают. Паузы все длиннее — возвращаются начальные геометрические узоры и завихрения, и наконец наступает сон. Через два часа я проснулся относительно отдохнувшим и в нормальном психическом состоянии. До позднего вечера (как, впрочем, и всю ту ночь) не курил без малейшего усилия — просто чувствовал отвращение к табаку, не столько физическое, сколько «моральное», а через две недели надолго перестал употреблять алкоголь.
Единственный выход
1
1.1
На следующий же после свадьбы день, в соответствии с соглашением, заключенным со своею нынешней женой еще при обручении и определявшим границы свободы действий в условиях супружества (о, наивность!), Изидор Смогожевич-Вендзеевский, сотрудник ПЗП и известный в широких кругах интеллигенции и псевдоинтеллигенции философ-дилетант, вышел на привычный, чуть ли не ежедневный, как до сих пор бывало, променад за город. Во время прогулок он мало обращал внимания на так называемые красоты природы, зато в образах неопределенных подпонятийных туманностей обмозговывал вещи самые глубокие и тревожные, совершенно забывая о скучной работе в ПЗП, которую вынужден был сносить ради так называемого «хлеба», ибо почти все, что ему когда-то там после чего-то там осталось, он растратил в каких-то темных операциях, в которых абсолютно ничего не смыслил и в которые его втянул старый школьный приятель, а ныне издыхающий в сжимающихся тисках инспекции бизнесмен, Надразил Живелович, личность хоть и подозрительная, но тем не менее привлекательная — как физически, так и психически.
В голове у Изидора слегка шумело после вчерашней свадебной «оргии», на которой он, не учтя своих возможностей, порядком перебрал, но в то же время он ощущал некую общую легкость, своего рода облегчение, отсутствие специфического и досадного угрюмого напора со стороны давно уже перекрытой з о н ы истинных половых влечений. Теперь, наконец успокоившись в плане бытовом, он положительно сможет приступить к формулировке своей туманно, в общих чертах набросанной философской системы, по поводу которой его не раз одолевали тяжкие сомнения, усердно подпитываемые к тому же профессором Вэмбореком из Уорбуртонского университета, что в Канаде, логистиком, скептиком, релятивистом, вообще первоклассным демоном (всякий знает, что это такое). Создание системы стало единственной целью Изидора. При этом он был свободен от каких бы то ни было крупномасштабных карьеристских поползновений, а также от всякого рода снобизмов и жизненных аппетитов. Он никогда и не помышлял ни о какой научной должности. Этому препятствовало прежде всего отсутствие кандидатской степени, ранее недоступной вследствие общей его отрешенности, а теперь — из-за работы в ПЗП. Самое большее, на что он рассчитывал после завершения и возможного издания труда, которому было предопределено называться «Общая онтология в новом изложении», так это написать пару критических статей о наиболее ненавистных ему философских направлениях и постепенно замереть в созерцании удивительных шизофренических трансформаций мира. Да, Изидор был шизотимиком[100], притом довольно типичным, с маленькими дополнительными вкраплениями — эдакими комочками — циклотимизма: Ein hochbegabter Schizothyme im Prozess des Absterbensbegriffen[101] — так чуть ли не в шутку он себя называл, впрочем, как потом выяснится, совершенно безосновательно. Был он высок, худощав и до отвращения черен. Нос большой, что называется орлиный, и довольно выпуклые зеленовато-серые слегка близорукие глаза. На губах — этой единственной симпатичной части его лица — почти постоянно блуждала беспомощная детская улыбка, а широкие скулы возвещали всем о большой силе воли и «солидности» характера. Изидор был тверд подбородком и мягок взглядом — и это делало его очаровательным.
1.2
Русталке Идейко — его теперешней жене, а почти до вчерашнего дня психической, а еще полгода назад и физической любовнице его ближайшего, единственного друга Марцелия Кизер-Буцевича,
