— И они убили его, — продолжал Арзакан, бросив взгляд на бурку. — Если б не подоспели охотники- сваны, Тарба и меня бы убили.
— Проклятые Тарба! — воскликнул Саур. — В день Ламарии они спрашивали у Кохта Лапариани, не гостите ли вы у Кора Махвша. Незадолго перед тем Махвш думал уже начать с ними переговоры.
Тараш Эмхвари откинул с покойника бурку, опустился на колени и благоговейно приложился к его правому плечу.
Потом все трое молча сели.
— Что вы думаете теперь предпринять? — спросил Саур.
Арзакан молчал. Вместо него ответил Тараш:
— Необходимо отвезти тело в Мегрелию, ничего больше не остается. Покойный не раз просил меня: если, — говорил, — умру, не оставляйте меня в Сванетии, перевезите мои кости домой.
И Эмхвари вопросительно взглянул на Арзакана. Тот молча выразил согласие.
Тогда Тараш обратился к Сауру:
— Ты должен как-нибудь раздобыть нам хоть одного коня.
— Что ты, что ты! — испугался Саур. — Дома я не осмеливаюсь даже упоминать о вас. Наоборот, я распустил слух, что вы давно уже за пределами Сванетии. Ни один Лапариани не одолжит вам лошади. Может быть, завтра-послезавтра проедет здесь Джокиа; попробую договориться с ним. А кроме него не с кем.
Так и порешили.
После ухода Саура Тараш и Арзакан не проронили ни слова. Улеглись молча, точно были чем-то обижены друг на друга.
Темные тучи заволокли небо. Пронесся сильный порыв ветра, и разразился ливень. Тараш лежал ничком и поминутно вздыхал.
Усиливалась гроза. Где-то вдалеке загрохотало, осветились вершины гор, гулко отозвались ледники и пропасти.
В бойницах вспыхивали отсветы молний, словно небо во мгновенной улыбке показывало золотые зубы. Потом снова непроглядная тьма и ветер, свистящий в бездне.
Было за полночь, когда Арзакан вдруг закричал во сне:
— Кто там? Не подходи, стрелять буду!
Тараш встал с лежанки, разбудил его, стал успокаивать.
Арзакан приподнялся, спросил — что случилось? Потом уронил голову и затих. И опять мучительные сны набросились на него.
С шумом хлещет через бойницы кровь. Арзакан распростерт в Пещере великанов, а она наполняется кровью… Вот кровавый поток подхватил уже Арзакана и носит его по пещере, а на поверхности этого водоворота кружится громадный, горящий ненавистью глаз. Его пронизывающий взгляд неотступно прикован к Арзака-ну, и Арзакан тоже не может оторваться от него. Чей это глаз? Арзакан никогда его не видел. Но он знает, что это глаз Тарба, какого-то Тарба, всех Тарба, какие есть на свете.
Арзакан хочет выхватить маузер, он громко хрипит. Опять Тараш будит его…
Всю ночь напролет неведомые существа бесновались у бойниц Пещеры великанов и свистели во все щели.
Саур действительно раздобыл лошадь у Джокиа.
На четвертый день тело Кац Звамбая было доставлено его сыном и воспитанником в Окуми.
Только на четвертый день, потому что шли они ночами да и то обходными дальними тропами, а днем укрывались в сосновых лесах, избегая неожиданной встречи с кем-нибудь из многочисленного рода Тарба.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Арзакан и Тараш Эмхвари, дождавшись в Кохорском лесу ночи, уже в темноте въехали в Окуми.
Тараш почувствовал, что он не в силах присутствовать при том, как Хатуна услышит весть о гибели мужа, весть, внезапно принесенную ей среди ночи. Поэтому у бывшего дворца Джамсуга он простился со своим молочным братом.
Арзакан погнал коня и выехал на проселочную дорогу. Село спало крепким сном. По рытвинам темных облаков с трудом ковыляла обессилевшая луна. В лунном свете играют, переливаются блестками верхушки ив.
Слышен топот копыт некованного коня. Арзакан весь ушел в думы, и сам не знает он, думы ли одолевают его или сон?
Пока рядом был Тараш, все случившееся не казалось Арзакану таким безысходным. А теперь он один скачет на этой невзрачной лошадке с горестной вестью.
Осадил коня у ворот. Но полно! Отцовский ли это дом? Дубовую дрань снесло с ворот ветром. Столбы, точно рассорившись, покривились в разные стороны, двери совершенно разбиты.
Да и нужны ли здесь ворота? Справа и слева от них открытая дорога, и они стоят теперь просто для проформы. Изгородь разобрана: должно быть, в эту зиму не хватило дров и мать пожгла колья.
Доехал до места, где раньше росло ореховое дерево. Срублен и орех, и липы, а магнолию повалило вьюгой.
Дом Кац Звамбая словно вымер. Ни один пес не лает. В былые времена собаки Звамбая были известны во всем селе своей лютостью.
— Гей! — крикнул Арзакан.
Подошел к дверям кухни. Они были заперты изнутри. Значит, еще кто-то есть в живых. Но кто? Он не знает, кого окликнуть. Постучал рукояткой нагайки и по-абхазски позвал хозяина.
— Кто там? — раздался женский голос.
— Это я, я! Откройте!
— Кто ты?
Арзакан узнал голос Дзабули. «Значит, она все еще тут?» — подумал он и нетерпеливо налег па заскрипевшую дверь.
Он слышпт, как Дзабули подошла к двери и, очевидно, не решаясь отпереть, взволнованным голосом переспрашивает:
— Кто ты?
— Это я, Арзакан. Неужели не узнаешь?
Дзабули растерялась. Думая, что ее обманывают, она поспешно задвинула наполовину оттянутый засов.
— Говори правду, кто ты. В такой час я не открою тебе, Куджи.
Арзакан снова повторил свое имя. Тогда открылась дверь и Дзабули без чувств грохнулась у его ног на землю.
Арзакан нагнулся к ней, взял на руки, уложил на тахту. Принес воды, растер виски.
— Это я, твой Арзакан, не бойся, — говорит он. Дзабули открывает глаза. Пораженная, глядит она на Арзакана словно на воскресшего покойника. Берет его за руку, словно хочет убедиться — живое ли это существо или видение.
Его черная всклокоченная борода поразила девушку. Удивилась, — что сталось с веселым, ласковым Арзаканом? Чужим кажется ей этот обросший мужчина с глубоко впавшими глазами.
Целует его руки, прижимает их к груди и плачет.
— Где мать? — спросил Арзакан.
Дзабули объяснила, что Хатуна, надрывавшаяся на мужской работе, заболела и лежит в больнице.
Хотела справиться о Тараше, но вовремя удержалась.
