ремесло, которым самым бессовестным образом торгует в свою пользу и в пользу своих фаворитов. Так что я не могу иначе сказать про Мещерского, как то, что это ужаснейший человек. Про это знают почти все, имеющие с ним сношения.
Как я уже говорил, относительно его предупреждал меня и граф Воронцов-Дашков, и К. П. Победоносцев, которые иначе, как негодяем, его не называли; против него были и Тертий Иванович Филиппов, и Дурново.
Затем, сам я видел, что до тех пор, пока какой-нибудь человек находится у власти и ему нужен - Мещерский пишет этому человеку дифирамбы, уверяя, что если только он уйдет, то Россия погибнет; а стоить только этому лицу уйти он на другой же день начинает обливать его помоями.
Брат Мещерского - который был попечителем московского учебного округа, а затем жил в Москве - Мещерского не признавал, считая своего брата таким человеком, с которым знаться нельзя.
У московского князя Мещерского было пять дочерей, из которых на одной женат князь Васильчиков (тот, который был министром земледелия, а теперь член Государственного Совета), на другой князь Голицын, а на остальных лица известные и вполне порядочные из общества. Все эти племянницы, а также и их мужья не признают этого Мещерского и считают постыдным для себя быть с ним знакомыми.
Вот, что такое Мещерский, а поэтому нельзя иначе, как с большим соболезнованием думать о том, что подобного рода лица могли и могут иметь какой бы то ни было доступ к таким чистым лицам, как наши монархи. Тут, очевидно, происходить - величайший обман, с одной стороны, и заблуждение - с другой.
527
МОЯ ПОЛЕМИКА С А. И. ГУЧКОВЫМ
НОВОЕ ВРЕМЯ, 15 СЕНТЯБРЯ 1911 ГОДА.
В ОБЩЕСТВАХ И СОБРАНИЯХ
Сегодня вечером состоялось под председательством А. И. Гучкова заседание центрального комитета союза 17 октября при участии членов партии, живущих в Москве. Заседание было посвящено главным образом речи Гучкова в память П. А. Столыпина.
Прежде всего память почившего была почтена вставанием. Гучков указал, что в лице Столыпина сошел человек, который по своим идеям, по своим стремлениям, по своим политическим задачам наиболее сходился с планами и стремлениями многих членов 17 октября. В виду этого к смерти этого человека союз не может отнестись так, как отнесся бы или мог бы отнестись к смерти всякого другого видного администратора и государственного деятеля, как бы крупно ни было его значение. Однако же пусть собрание не ждет от оратора попытки охарактеризовать всю деятельность Столыпина, все его заслуги. Оратор прежде всего лично подавлен тяжестью утраты и не мог бы осуществить такую задачу во всей ее полноте под свежим впечатлением момента. Это требует серьезной и продолжительной работы, да и время для полной оценки Столыпина еще не наступило, потому что события слишком близки к нам. Гучков хочет лишь познакомить собрание с некоторыми эпизодами, которые имели прямое или косвенное отношение к союзу 17 октября.
Первый раз Гучков познакомился с личностью Столыпина, когда граф Витте формировал кабинет и шла речь о приглашении в него общественных деятелей. Тогда на совещание были приглашены: профессор князь Трубецкой, Шипов и сам оратор. Им было предложено вступить в министерство. А. И. Гучков совершенно не хотел принимать портфеля, другие колебались, но во всяком случае все ставили известные условия. Прежде всего они хотели знать, кто будет их товарищами по кабинету, главное - кто будет министром внутренних дел. Гр. Витте говорил о Дурново. Против него решительно запротестовали все присутствовавшие общественные деятели. Гр. Витте предложил компромисс в виде назначения товарищами Дурново князя Урусова и Лопухина.. которые будут де сдерживать Дурново, но общественные деятели решительно высказались против Дурново.
Тогда кн. Оболенский, присутствовавши на собрании, выдвинул имя Столыпина, рекомендуя его с прекрасной стороны. После долгих переговоров и колебаний гр. Витте взял телеграфный бланк и написал вызов Столыпину в Петербург. Общественные деятели ушли в полной уверенности, что в кабинете будет Столыпин, но на другой день гр. Витте 528 собрал их и заявил, что передумал и остается при Дурново. Столыпин появляется уже после, когда перед созывом первой Государственной Думы Горемыкиным был сформирован кабинет. Тут состоялось и непосредственное знакомство Гучкова со Столыпиным. Когда во время первой Государственной Думы зашла речь о кадетском кабинете и вопрос об образовании его был в принципе почти решен, П. А. Столыпин был тот, который восстал против этой мысли и которому удалось доказать нежелательность такой комбинации.
Первая Государственная Дума была распущена и Столыпин был назначен премьером. Гучков рассказал все более или менее известные подробности об отношении Столыпина ко второй и третьей Думе, остановившись обстоятельно на образовании правой группы в Думе и, особенно, в Государственном Совете уже во время третьей Думы, причем деятельность этой группы в Государственном Совете была целиком направлена против Столыпина. Во главе этой группы стоял Дурново, а негласным ее вдохновителем был гр. Витт. В первый раз кампания правых против Столыпина должна была проявиться на преобразовании русской миссии при японском правительстве в посольство. Правые хотели подчеркнуть в этом акте покушение революционного Столыпина на прерогативы Монарха, который должен был провести это помимо Думы. Затем решено было оставить этот повод и ожидать более удобного случая. Случай нашелся в штатах морского министерства. Подробности этого инцидента достаточно известны. Когда эти штаты, пройдя через Думу и Государственный Совет, не удостоились Высшего утверждения, Столыпин подал в отставку. В вопросе о штатах, как и в вопросе об японской миссии, всю интригу вел Дурново, инспирированный своим другом Витте, или вернее гр. Витте через своего Дурново.
Третье столкновение Столыпина с этой кампанией было в вопросе о введении земства в западных губерниях. Все это дело настолько близко и настолько известно, что оратор не счел нужным о нем распространяться. Он только заявил, что октябристы во всем, где только было возможно, шли совместно со Столыпиным, рука об руку с ним. В заключение Гучков говорил о душе Столыпина, о его сердце, о том, что это был прекрасный, благородный патриот в лучшем смысле этого понятия. Он горячо любил Poccию и с особенно нежным, хорошим чувством произносил это слово Р о с с и я.
После Гучкова говорил местный октябрист доктор Куманин. Он произнес горячую тираду, зажигательные слова, посвященные памяти благородного человека и великого гражданина.
Затем вниманием собрания вновь завладел Гучков. По поводу появившегося в газетах сведения он дал насколько любопытных разъяснений. В газетах писали, что собственно неизвестно, кто убил Столыпина: революционеры или охрана. Нужно ли считать виновником Багрова или Курлова, Кулябка и камер-юнкера Веригина? Действительно, все здесь так запутано, что трудно разобраться в истине и выяснить, кто виноват. Вместе с тем в связи с покушением уже появились слухи, что есть стремление замять это дело, не дать возможности осветить его во всей полноте, что уже приняты в этом направлении известные шаги. Это дало повод преданным Столыпину октябристам и националистам, собравшимся на могиле премьера, выяснить создавшееся положение, причем собравшиеся уполномочили от лица присутствовавших председателя Государственной Думы Родзянко обратиться к министру 529 юстиции Щегловитову и заявить ему, что если дело об убийстве Столыпина но будет освещено в полном объеме, то Государственная Дума возьмет это дело в свои руки. Щегловитов спросил Родзянко: 'Что это, угроза?' На это Родзянко ответил: 'Нет, предупреждение).
В собрании октябристов было выдвинуто имя сенатора Трусевича, как лица, которому должно быть поручено расследование этого дела. Об этом Родзянко тоже сообщил Щегловитову, который сказал, что и он думал об этом кандидат. Так ли это или нет, но во всяком случае Трусевичу поручено расследование этого дела. В газетах, говорил затем Гучков, сообщалось также, что в Киеве состоялось соглашение между националистами и октябристами. Это не совсем так. Во-первых, в Киеве не были все представители обеих партий, а присутствовавшие, конечно, не могли брать на себя смелости решать за всю партию. Действительно, на могиле Столыпина октябристы и националисты объединились больше в общем чувстве скорби по поводу утраты Столыпина, но никаких решений и обязательств принято не было. Несомненно одно, что октябристы пойдут теперь с националистами по всем вопросам, по которым они могут идти совместно, например, по финляндскому вопросу. Но это совместное хождение будет только до известного предела. Например, в вопросе о церковно-приходской школе, если националисты не пожелают подчинить ее светской власти, октябристы за ними не пойдут; также разойдутся националисты с октябристами и по
