Следовало ожидать, что Уле-Мужик и Мартин-Приказчик будут рады-радёхоньки, заполучив в усадьбу такого безотказного помощника. Вместо того они изводили его своей ревностью и устраивали ему все пакости, какие только могли. Когда, к примеру, Брамапутра стирала бельё в прачечной и просила Свена помочь ей отнести на чердак лохань с бельём, Уле следовал за ними по пятам и кричал: «Чтоб тебя чёрт побрал! Ты что это мою жену лапаешь?!». И так же бдительно следил старший батрак за горничной Эллен, что, мол, никогда ещё у неё так часто не обрывались гардины, с тех пор как этот Свен по первому зову готов привести всё в порядок. Дайте срок, Маку всё будет доложено...
Чувствуя себя одиноким и покинутым, Бенони разыскал Свена, чтобы услышать от него слово утешения. Он сказал:
— Не обращай на меня внимания, я просто слоняюсь без дела все эти дни. А так-то мне ничего от тебя не надо.
— Немножко походить без дела — это как раз то, что может себе позволить человек вроде вас, — отвечал Свен. — И ещё большое спасибо за «Фунтус».
— Да, «Фунтус», «Фунтус»... Видишь моё кольцо? Я вовсе и не собираюсь его снимать.
Свен поднял глаза от работы и сразу всё понял. И приложил все усилия, чтобы наилучшим образом утешить своего шкипера.
— И не снимайте, — отвечал он, — очень многие, бывает, раскаиваются, что действовали чересчур поспешно и не пожелали хоть немного подождать.
— Ты думаешь? Может, ты и прав. Я даже и не собираюсь зачёркивать отметку, которую я сделал в календаре. А об этом ты что думаешь?
— Нельзя делать ничего подобного, — однозначно отвечал Свен. — Где вы сделали отметку, там она пусть и остаётся.
— Ты думаешь? Но женщины и всякое такое, они ведь переменчивые...
— Ваша правда. Уж и не знаю почему, но они очень непостоянные. Всё равно как захочешь ухватить ветер и стоишь потом с пустыми руками.
— Нет, вот здесь ты не прав, всё не так, — отвечал Бенони. — Вот Роза, например, она очень даже постоянная, иначе не скажешь...
Свен-Сторож начал догадываться, как тяжко на душе у его шкипера.
Конечно, Роза его отвергла, и всё-таки она без греха, она верная и преданная.
— Потерпите, может, ещё всё и уладится. А вообще-то у меня у самого нынче мутно на сердце. Будь дело в городе, тогда и говорить бы не о чем, там девушек полно, три, а то и четыре сразу. А вот здесь есть только одна.
— Это горничная Эллен?
Свен утвердительно кивает: да, это она. И сразу же признаётся, что у него просто нет сил сесть на почтовый пароход и уехать подальше от неё.
— Ну так и не уезжай, — утешает Бенони в свою очередь, — уж, верно, ты её тогда получишь.
На это Свен говорит, что тут есть и своё да, и своё нет. Если она не будет принадлежать ему одному, зачем она тогда нужна. А у него подозрение, что и Мак на неё поглядывает.
Бенони качает головой и говорит, что в Сирилунне это самое обычное дело. Даже и толковать не о чем.
Весь бледный и с дрожащими губами, Свен рассказывает о своих подозрениях: как-то утром он работал на дворе, а Эллен чем-то занималась наверху, в коридоре, и тихонечко напевала. И Мак позвонил из своих покоев.
— ...Я ходил по двору, работал, а сам думал: с какой стати она распелась? Ведь это всё равно что сказать: вот она я. Потом я ещё слышал, как Эллен прошла к Маку и оставалась там несколько часов.
— Несколько часов? Навряд ли.
Свен запинается. Он и сам подумал, что навряд ли, и постарался выразить свою мысль более правдоподобно.
— Ну, уж никак не меньше, чем полчаса. Или чем четверть, — согласился он. — Это уж всё равно. Но когда она вышла от него, у неё были такие усталые, погасшие глаза. Я окликнул её и спросил: «Ты чего там делала?» — «Я растирала ему спину мокрым полотенцем», — ответила она, тяжело дыша. «Для этого не нужно столько часов, — сказал я. — Или полчаса, но это не имеет значения». Но на это она вообще ничего не ответила, она стояла молча и была совершенно без сил.
Бенони ненадолго задумался, потом промолвил.
— Вот что я тебе скажу, Свен-Сторож: ты даже глупей, чем я думал. Она так намаялась, растиравши ему спину, вот потому она и стояла такая усталая. Бедняжка Эллен!
Бенони говорил суровым тоном, уж очень ему хотелось утешить Свена.
— Вы так думаете? Я, признаться, и сам так думал, но... Вы, верно, не видели, как выглядит кровать, в которой Мак их принимает?! Я как-то был у него в спальне, смазывал там дверные петли. И вот стоит эта кровать, накрыта красным шёлковым одеялом, и на каждом столбике сидит серебряный ангел.
Бенони уже доводилось слышать про этих четырёх ангелов, они были старинные и куплены много лет назад, в чужой стране. Ранее, при жизни мадам Мак, ангелы эти обитали в большой гостиной, каждый на своём цоколе, и каждый держал в руке светильник, а теперь Мак с его барскими замашками велел переместить их на свою кровать.
— Потрясающе! — сказал Бенони, имея в виду ангелов.
— А шнур от звонка висит как раз над кроватью, — продолжал Свен, — он сплетён из шёлка и серебряных нитей, а кисть подбита красным бархатом.
— Потрясающе!
Бенони вдруг призадумался: недурно бы заиметь такой же звонок с кисточкой, если бы Роза... Но Роза, она...
— А я-то всё болтаю, всё болтаю! — вскричал Свен, заметив, как помрачнел его собеседник. У него самого заметно отлегло от сердца, ведь сам шкипер, его шкипер, признал Эллен невиновной. — А между прочим, я до сих пор не рассказал вам историю про школьного учителя. Вы ведь помните, я ещё вставил ему окошко под Рождество, ха-ха.
— Он здесь был?
— Да ещё как был. Прямо весь кипел. Я предложил ему спеть для него. Нет, не надо. Предложил вынуть стекло обратно. Нет, не надо.
— А чего ж ему было надо?
— Он хотел подать на меня жалобу. Хартвигсен, у вас такая власть, Хартвигсен, скажите, как мне быть?
От этих слов Бенони взбодрился и отвечал вполне отеческим тоном:
— Перекинусь-ка я парой словечек с этим учителем.
— Он сказал, что прямо пойдёт к новому адвокату, к Арентсену, чтоб дело передали в суд.
— К Арентсену? Это пономарев Николай, что ли? А когда суд?
...Бенони малость призадумался, потом изрёк с величественным видом:
— Пусть лучше и не пробует.
Он вошёл в лавку и прочёл объявление, что заседание суда состоится в Сирилунне семнадцатого числа. Оставалось всего каких-то два дня. Покуда он стоял и читал объявление, рядом с ним примостился лопарь Гилберт. Он явно побывал у того прилавка, где продавали спиртное, а потому улыбался и вообще был вполне доволен жизнью.
— Boris, boris, — поздоровался он. — И ещё вам привет от Розы, пасторской дочки.
Бенони воззрился на него.
— И ещё у меня свежие новости, я с ней вчера вечером разговаривал, — ехидно продолжал Гилберт. — Я её встретил на дороге. Хо-хо! Вы об этом слышали?
Бенони только и ответил невнятным «нет».
— Она выходит за адвоката, — разулыбался Гилберт.
— Я знаю.
— «Когда рыба высохнет, мы сыграем свадьбу», — сказала она.
— Это она так сказала?
