подозрения. Мне встречались люди, которые использовали чужие дипломы. Представленные вами рекомендации от европейских купцов для меня никакого значения не имеют. Что они знают о вас? И насколько знакомы с вами?
— Но любой человек здесь для меня чужой, — возразил я. — Даже с шетом Абдуллой я познакомился здесь.
— Но ведь вы говорите, что он ваш земляк? Если ваш отец, был там премьер-министром, шет Абдулла несомненно должен знать вашу семью. Если вы сможете представить его письменное показание под присягой, у меня не будет никаких возражений. Тогда я с удовольствием сообщу Обществу адвокатов о невозможности возражать против вашего принятия.
Этот разговор меня возмутил, но я подавил свои чувства. «Если я приложу рекомендацию Дада Абдуллы, — подумал я, — ее отвергнут и потребуют рекомендаций от европейцев. Какое отношение мое рождение и мое прошлое имеют к приему меня в адвокатуру? Разве можно использовать обстоятельства моего рождения против меня?» Однако я сдержался и спокойно ответил:
— Я не считаю правильным, что Общество адвокатов имеет право требовать от меня такие подробные сведения, но готов представить нужное вам письменное показание под присягой.
Показание шета Абдуллы было подготовлено и в должном порядке передано поверенному Общества адвокатов. Тот заявил, что вполне удовлетворен. Иначе обстояло дело с Обществом. Оно опротестовало мое прошение перед Верховным судом, который, однако, отклонил протест, даже не вызвав м-ра Эскомба. Верховный судья заявил:
— Возражение, что проситель не приложил подлинника свидетельства, неосновательно. Если он представил ложное показание, то его можно преследовать в судебном порядке и, если вина его будет доказана, вычеркнуть его из списков адвокатов. Закон не делает различий между белыми и цветными. Поэтому суд не имеет права препятствовать зачислению м-ра Ганди в списки адвокатов. Мы предоставляем ему право адвокатской практики в суде. М-р Ганди, теперь вы можете принести присягу.
Я встал и принес присягу перед регистратором. Как только я произнес слова клятвы, верховный судья, обращаясь ко мне, сказал:
— Теперь снимите тюрбан, м-р Ганди. Вы должны подчиниться принятым у нас правилам в отношении одежды выступающих в суде адвокатов.
Я понял, что обезоружен. Повинуясь требованию Верховного суда, я снял тюрбан, право на ношение которого так отстаивал в суде магистрата. Дело было не в том, что если бы я воспротивился требованию, то мое сопротивление оправдать было бы невозможно. Я хотел сберечь силы для более значительных боев. Я не должен был растрачивать свои силы, настаивая на праве носить тюрбан. Мое упорство заслуживало лучшего применения.
Шету Абдулле и другим друзьям не понравилась моя покорность (или это была слабость?). Они считали, что я должен отстаивать право не снимать тюрбана во время выступлений в суде. Я пытался образумить их, убедить в правоте изречения: «В Риме надо жить, как римляне».
— В Индии, — сказал я, — отказ подчиниться требованию английского чиновника или судьи снять тюрбан был бы правильным; но для служащего суда провинции Наталь, которым я теперь стал, не уважать обычай этого суда было бы неблагоразумно.
Этими и подобными аргументами я несколько успокоил своих друзей, но не думаю, что в данном случае полностью убедил их в том, что на вещи надо смотреть в различных условиях по-разному. Однако на протяжении всей жизни именно верность истине научила меня высоко ценить прелесть компромисса. Позже я понял, что дух компромисса представляет собой существенную часть сатьяграхи. Не раз это угрожало моей жизни и вызывало недовольство друзей. Но истина тверда, как алмаз, и нежна, как цветок.
Протест Общества адвокатов создал мне широкую рекламу в Южной Африке. Большинство газет осудило протест и обвинило Общество в подозрительности. Реклама до некоторой степени облегчила мою работу.
XIX
Индийский конгресс Наталя
Адвокатская практика была и осталась для меня делом второстепенным. Мне необходимо было целиком сосредоточиться на общественной работе, чтобы оправдать дальнейшее пребывание в Натале. Одной петиции по поводу законопроекта, лишавшего нас избирательных прав, было мало. Чтобы повлиять на министра колоний, требовалось развернуть широкую агитации в поддержку этой петиции. Для этого нужна была постоянная общественная организация. Мы обсудили этот вопрос с шетом Абдуллой и другими друзьями и решили создать такую организацию.
Очень трудно было выбрать название для нее. Ее нельзя было отождествить ни с какой партией. Название «Конгресс» было, как я знал, непопулярно среди английских консерваторов, но Конгресс являлся жизненным центром Индии. Я хотел популяризировать его в Натале, Было бы трусостью отказаться от этого названия. Итак, высказав все свои соображения по этому поводу, я посоветовал назвать новую организацию «Индийский конгресс Наталя», и день 22 мая стал днем рождения Индийского конгресса Наталя.
В этот день огромный зал в доме Дада Абдуллы был переполнен. Присутствовавшие восторженно встретили учреждение Конгресса. Его устав был прост. Но взносы были высокие. Только тот, кто платил пять шиллингов в месяц, мог быть членом Конгресса. Зажиточных людей убедили платить, сколько они смогут. Шет Абдулла открыл подписной лист взносом в два фунта стерлингов. Двое других знакомых подписались на такую же сумму. Я считал, что мне не следует портить подписной лист, и подписался на один фунт в месяц — сумму по моим средствам немалую.
Но я решил, что если только устроюсь, то это будет мне по средствам. И господь помог мне. В общем, у нас оказалось довольно много членов, подписавшихся на фунт в месяц. Еще больше было подписавшихся на десять шиллингов. Кроме того, кое-кто пожелал сделать пожертвования, которые были с благодарностью приняты.
Впоследствии, как показал опыт, никто не платил взносов по первому требованию. По нескольку раз обращаться за этим к членам, жившим за пределами Дурбана, было невозможно. Энтузиазм, вспыхнувший вначале, по-видимому, стал потом затухать. Даже жившим в Дурбане членам Конгресса надо было настойчиво напоминать о необходимости уплатить взносы.
Так как я был секретарем, на мне лежала обязанность собирать членские взносы. И наступило время, когда я вместе со своим помощником вынужден был заниматься этим целыми днями. Он устал от такой работы, и я подумал, что для того, чтобы исправить положение, нужно взимать взносы не ежемесячно, а ежегодно и к тому же за год вперед. Я созвал собрание Конгресса. Все одобрили мое предложение; минимальный годовой взнос был определен в три фунта стерлингов. Это значительно облегчило работу по сбору взносов.
С самого начала я решил не вести общественной работы на средства, которые нужно было одалживать. На обещания любого человека можно положиться во многих вопросах, за исключением денежных. Я никогда не встречал людей, которые бы без проволочек уплатили обещанную сумму, и индийцы Наталя не составляли в этом смысле исключения. Индийский конгресс Наталя без наличных средств не начинал никакой работы и поэтому никогда не был в долгу.
Мои сотрудники проявили исключительный энтузиазм в привлечении в нашу организацию новых членов. Эта работа увлекала их и в то же время обогатила чрезвычайно ценным опытом. Многие охотно шли нам навстречу и уплачивали взносы вперед. В деревнях, расположенных в глубине страны, работать было труднее. Там понятия не имели, что такое общественная деятельность. Тем не менее, к нам поступали приглашения посетить весьма отдаленные уголки, и всюду крупные торговцы встречали нас гостеприимно.
Во время одной такой поездки произошел случай, поставивший нас в затруднительное положение. Мы надеялись, что наш хозяин внесет шесть фунтов стерлингов, но он отказался заплатить больше трех. Если бы мы приняли от него эту сумму, другие последовали бы его примеру, и наши сборы значительно уменьшились бы. Был поздний час, все мы проголодались. Но разве можно было сесть за стол, не получив
