Мекки, то выдавал себя за иорданца, а во время второго хаджа – за выходца из Судана. Так что ему было нетрудно изображать молящегося мусульманина здесь, на островах Самала. Как хороший актер, он вживался в роль, которую играл, и начинал так же искренне верить молитвам, которые читал, как в детстве верил в католические молитвы. Между ними было мало различий.
Старик со шрамом на спине принес ему вяленую рыбу и рис и налил свежую воду в кувшин. Молодой мусульманин сводил на берег помочиться. А потом Трент остался в одиночестве.
Он оценил силы повстанцев человек в шестьдесят. Отряд состоял исключительно из мужчин. Как всегда, среди бойцов за свободу или террористов, в этой группе было несколько интеллектуалов, движимых подлинной верой, были, фанатики по натуре, были крестьяне, которых нищета загнала в ряды мятежников, были, наконец, и просто бандиты, одержимые жаждой насилия. Их лагерь располагался в окруженной песком бухте в тени пальм. Немного поодаль от берега стояла одинокая хижина. Люди спали в самодельных палатках, разрисованных для маскировки, или же в гамаках, растянутых между стволами деревьев. Лодка, на которой он прибыл сюда, – «Фатима», расписанная яркими красками, стояла на открытом месте, но еще четыре баслиги серого цвета были заведены в тень и прикрыты грязными мешками.
Острием своего ножа Трент расковырял узел в веревке, которой были связаны руки. Потом пару часов подремал посреди своей клетки под писк комаров. Он лежал на спине, заложив руки за голову и производил впечатление совершенно беспомощное. Внезапно Трент услышал, как кто-то задел сандалиями камень, и сразу насторожился.
Пальмовые листья, заслоняя свет луны, создавали причудливый узор. Этот узор шевелился под легкими дуновениями бриза. Но Трент заметил, что слева от него в листве происходит какое-то движение, не совпадающее с порывами ветра. Он повернулся на бок, будто в беспокойном сне, потом откинулся назад, разворачивая ноги в ту сторону, откуда надвигалась опасность. Ему показалось, что кто-то поскользнулся и ухватился за ствол дерева, чтобы не упасть. Эти звуки раздались позади него. А между тем он был уверен, что слышал какое-то движение и перед собой.
Трент нарочно играл роль приманки, чтобы привлечь к себе внимание повстанцев, но он сознавал всю меру опасности такой игры и был готов ко всему. И вот сейчас он лежал, окруженный с обеих сторон, и не представлял себе, каковы намерения тех, кто подкрадывался к нему. Он предположил, что здесь, в лагере, есть агент центрального правительства или агент какой-нибудь внешней силы. И, может быть, этот агент хочет войти с ним в контакт или даже, возможно, хочет спасти его, а кто-то выследил этого агента.
Слабое колебание тени впереди выдало одного человека, в то же время он явственно слышал какой-то шорох и позади. Действовали ли эти двое вместе? Или, может быть, кто-то из повстанцев намеревается убить его, Трента, а второй – хочет защитить?
Он должен был во что бы то ни стало узнать, в какую сторону ему следует обернуться. И он внезапно громко закричал – без слов – это был просто пронзительный вопль. И тут же сзади раздался выстрел. Пуля ударилась в землю в десяти сантиметрах от него, песок запорошил ему глаза. Он быстро откатился в сторону, и тут же вторая пуля разнесла в щепы деревянную подпорку. Трент быстро повернулся кругом, и в тот же момент третья пуля угодила в столб и отколола от него длинную щепку. Но в этот момент человек, находившийся по другую сторону клети, открыл частый огонь. Тот, кто стрелял в Трента, яростно закричал и вломился в клетушку, Человек позади Трента крикнул, предупреждая его об опасности, и Трент схватился за рукоятку своего ножа. Нападающий дал длинную очередь, но столбы загородки стояли так часто, что пули попадали в них, и лишь одна угодила в цель.
Вспышки выстрелов обнаружили цель для второго, защищавшего его повстанца. Он выстрелил дважды. Раздался яростный вопль, нападавший споткнулся, его автомат отлетел в сторону, он рухнул как подкошенный и ударился головой о столб. Некоторое время в лунном свете видно было, как вяло движется его рука, затем все замерло.
Луч света от фонаря упал на лицо убитого, и Трент узнал в нем молодого главаря банды, который утром взял его в плен. Фонарь держал в руке старик со шрамом. Он встал на колени возле молодого повстанца и проверил, бьется ли у него сердце. Старик поднял к свету окровавленную руку, покачал головой, то ли опечаленный, то ли просто утомленный этой жизнью, полной непрерывных драм и опасностей, и обернулся к Тренту, который сидел, привалившись спиной к стенке клетушки.
– Такова воля Аллаха, – сказал старик с привычным фатализмом.
Остальные повстанцы уже собрались вокруг, и старик, оторвав взгляд от мертвого тела, снова покачал головой и перед лицом свидетелей тихо спросил:
– Чужеземец, ты хороший человек? Трент молчал под испытующим взглядом старого филиппинца, и тот продолжил:
– Он ненавидел чужеземцев. Две его сестры-проститутки обслуживают туристов в городе Анджелесе. Помолимся Богу, чтобы дал тебе силы быть хорошим человеком и чтобы ты творил в своей жизни добро.
– Я буду стараться.
Стоявшие вокруг люди тихонько повторяли:
– Слава Аллаху!
– Ты ранен? – спросил старик.
– Задело ногу, – ответил Трент.
Они открыли клетку, и один из повстанцев разрезал ему брюки. Из правого бедра обильно текла кровь. Повстанец сделал повязку из полотна и плотно прижал ее к ране, а его товарищ пошел в лагерь за бинтами и антибиотиками.
– Рана быстро заживет, – сказал повстанец, и Трент молча кивнул.
Тем временем труп унесли на носилках. Трент оглянулся и увидел, что старик смотрит на него. Он дал ему обещание делать только добрые дела. И Трент снова подумал о женщине, которую разыскивает. Прошло уже пять дней, как она захвачена в плен. Уплачен ли за нее выкуп?
– На этой неделе пираты напали на корабль в море Суду, – заговорил он. – Они захватили в плен женщину-китаянку.
– Спи пока, – сказал старик. А молодой повстанец добавил:
– Утром сюда прибудет Измаел – он все решит.
Ему развязали руки, не заметив, что он уже успел ослабить узел, и принесли подушку, набитую сухими водорослями. Очевидно, пуля задела нерв, и, когда прошел шок, началась глубокая пульсирующая боль. Он не мог заснуть – его преследовали мысли о женщине, которую он искал.
Похитители бросили ее на грязном полу, как тряпичную куклу. Она не могла говорить. Изо рта текла слюна, нос был в соплях, глаза воспалены.
Они сочли, что девушка уже лишилась разума, что мозг ее мертв и что она уже не ощущает боли от новых пыток. Но они не могли заглянуть в самую сердцевину ее существа, а там, подобно расплавленному золоту, кипела ненависть. Каждое новое унижение, которому она подвергалась, питало эту ненависть, и, хотя она была уже неспособна здраво размышлять, она заранее предвкушала счастье неотвратимой мести. Джей знала, как безгранично могущество ее деда.
Лю следил за рыбаком, который причаливал свою лодку. Рыбак был глубоким стариком, он уже много лет как овдовел. Дети ушли от него – у них давно были собственные дети и внуки, нуждавшиеся в их заботах. Возможно, старик был немного не в себе. Но все еще плавал на лодке с острова на остров, и это доставляло ему удовольствие. В каждой деревне всегда находились другие старики, радушно встречавшие его, – они выслушивали принесенные новости, кормили его и давали приют в своих хижинах.
Лю – почерневший от солнца, в краденых рубахе и штанах, под которыми не так бросалась в глаза его развитая мускулатура, подошел по берегу к рыбаку. Он приветствовал его, пожал руку и обнял с такой силой, что старик охнул и вдруг затрясся от страха. Но Лю разжал объятия и обошелся со старым туземцем очень вежливо. Он посадил его в тенистое место, принес воды и вяленой рыбы. Затем сел напротив и стал смотреть, как тот пережевывает пищу беззубыми деснами.
Поев, старик немного осмелел, и Лю, улыбаясь, вежливо спросил, не знает ли он чего-нибудь о пиратских судах. Старик ответил, что ему знакома каждая лодка на архипелаге. Эти суда, о которых спрашивает Лю, принадлежат племени Бадяо с северных островов. Всего лишь четыре дня назад он видел, как эти суда проплывали мимо. На борту были чужеземцы – люди того же племени, что Лю. Лю должен быть
