здесь Смоляку.
— Товарищ военком, на вечерней поверке все налицо, за исключением наряда, двоих в отпуску, и одного в самовольной отлучке.
— Кого?
— Ковалева.
— Громче!
— Красноармейца первого взвода Ковалева!
Смоляк молча прошел на середину.
— Второй день у нас самовольная отлучка, товарищи. Когда это кончится? Первый взвод должен подтянуться. Мы можем и должны потребовать от старослужащих примера хорошей дисциплины, хорошего внутреннего распорядка.
Взвод стоял не чуя ног. Каждое слово Смоляка стегало красноармейцев, как пощечина. Дожили! Вместо примера — пальцем показывают! Они ждали, что вот военком скажет о воровстве во взводе, это будет значить: «побаивайтесь их, и у вас могут чего-нибудь украсть». Все будут хвататься за карманы и чуть не гнать их. Но военком про воровство не сказал.
Расходился взвод молча, пристыженно смотря вниз. Им казалось, что на них все смотрят: одни — с брезгливым сочувствием, другие — с ехидной усмешкой, а третьи — с законным упреком, как военком. И было досадно и на Ковалева и на себя за то, что так безразлично относились к проступкам товарища.
6
На следующий день на президиуме ячейки вырабатывался проект договора социалистического соревнования.
Самовольные отлучки в первом взводе, сон в наряде, воровство — за все это президиум ячейки потребовал ответа от взводных коммунистов Курова и Липатова. Попытка Липатова отбояриться тем, что мы, мол, при чем тут, встретила такой отпор, что он съежился и не проронил больше ни слова.
— То есть вы за взвод не ответчики? — горячился Ветров. — Взвод будет разлагаться, а коммунисты ни причем? Значит, вы так там поставили работу, что даже дисциплина начала падать. До чего вы достукались, что даже к эскадронной общественности комиссар обратился, — помогите, дескать, товарищи, там у меня коммунисты спят, не раскачаются.
Когда обсуждался вопрос, откуда начать вызов на соцсоревнование, Куров едва уломал президиум поручить это первому взводу. Ветров хотел забрать это себе во взвод новобранцев-переменников, — пусть, дескать, они очко вперед дадут кадровикам!
Поднявшись наверх из библиотеки в первый взвод, Куров в тот же вечер начал работу.
— Слышали, товарищи, как нас на буксир хотят взять второй и третий взвод?
— На какой буксир? — удивились красноармейцы.
— А вот, дескать, у них, у нас то есть, дисциплина ни к лешему, так мы их подтянем.
— Это как же они подтянут нас? По наряду, что ли, дадут?
— Пусть попробуют!
— Подтянуть-то они могут, — дождавшись, пока прокричатся удивленные и рассерженные красноармейцы, начал опять Артем. — Начнут в газету писать, на собрании поставят вопрос, да мало ли? Как-никак, а нам это в пику.
— За собой пусть смотрят, — зубами вытягивая ремень из сшиваемого чембура, заворчал Карпушев, здоровенный, с нависшими густыми, бровями красноармеец. — Они вон ухи рубят лошадям, а туда же! «На собрание поставим!» Мы тоже можем поставить. Зиму-то по три лошади убираем, бережем, а они пришли на лето, да еще нам указ хотят сделать!
— А и могут. Что ты с них возьмешь? — проворчал кто-то.
— Все-таки нам дожидаться этого не след, — заметил Липатов.
— Не след-то не след, это фактура, что не след.
Бегали оконные от заходящего солнца зайчики по койкам. Хмурились красноармейцы. Лазали в затылок корявыми пальцами, пахнущими лошадью, ружейным маслом и клинковой сталью.
— А ведь поставят, черти, возьмут и поставят! Почему, скажут, у вас во взводе самовольные отлучки? Почему спят в наряде? Воров, скажут, наплодили? Так готовитесь к защите Советского Союза? Так укрепляете Красную Армию? Тут лошадиным ухом не отделаешься. Главное, что не один Ковалев спал да в самовольную отлучку ходил, не свалишь!
— Тут, товарищи, что есть, то есть. Не скроешь, так и придется сказать, что есть, мол, — заговорил опять Куров.
— Это кому сказать? Второму взводу?
— Прощенья, что ли, просить? — опять схватились красноармейцы.
— Им придется сказать: «Было, мол, товарищи, и беремся, мол, мы это исправить».
— Ну уж это извиняюсь! Пусти-подвинься, чтобы мы пошли к ним!
— Исправим, мол, — продолжал Куров торопясь, чтобы его не прервали. — Берем, мол, на себя обязательство и вас на это вызываем, чтобы у вас тоже не было никаких проступков. Вызываем на социалистическое соревнование.
— Как?
— Это как на заводах?
— Как на заводах. Берем, мол, на себя обязательство коня сберечь и вас на это вызываем.
Куров встал с койки и уже махал рукою, как на собрании. Красноармейцы повернулись к нему, и даже Карпушев бросил свой чембур.
— Вот это правильно! Насчет лошадей-то у них не того.
— Берем, мол, на себя обязательство давать по стрельбе семьдесят процентов, а вас вызываем на шестьдесят.
— Заслабит их с шестидесяти-то?
— Кишка тонка!
— А пусть! — вскочил Миронов. — Пусть! Они нас подтянуть хотели? Вот пусть они шестьдесят дадут, тогда и подтягивают!
— Берем, мол, — звенел Куров, — берем, мол, на себя обязательство срубать девяносто процентов лоз, а вас вызываем на семьдесят пять!
— На семьдесят пять? На восемьдесят! — крикнул Миронов. — А мы сто!
— Нно-но, разошелся! — загудел Карпушев. — Сруби сперва девяносто. Прыткий больно!
— Обязуемся, мол, семьдесят уколов из ста делать пикой по мешку и по соломенному арбузу, а вас вызываем на шестьдесят! Беремся ехать на четыре препятствия не больше как с одной закидкой, а вам даем две закидки!
— Глуши их, Куров, дави! Не подмажем!
— Обязуемся, мол, проработать и изучить шестнадцатую партконференцию, организовать красноармейскую коммуну, а второй взвод вызываем на проработку, разъяснение родным через письма. Третий взвод — на вовлечение своих хозяйств в деревенские колхозы и на организацию в Подберезье своего колхоза.
— Куров! Стерва ты! Сволочь! Что же ты молчал, скуластый черт? Да мы бы давно!..
— Пиши объявление, а мы подпишемся! Так и пиши: вызываем, мол, и никаких гвоздей.
Оглядываясь на стену, за которой глухо гудел второй взвод, они ей хитро подмигивали, кивали головой, заранее торжествуя победу. Тогда они знают, что скажут. Тогда они... Нет, они ни подсмеиваться, ни ругать и выговаривать им не будут. Они сочувственно покачают головами и скажут: «Слабовато что-то у вас, товарищи, слабовато. Подтянуться надо». И увидят они тогда, как зашныряют второй и третий взводы глазами, не зная, то ли ими смотреть, то ли спрятать куда.
— Пиши, Артем, потом делегатов — и как снег на голову...
Сопели, крутили языками в уголках потрескавшихся губ. Мусолили карандаши, подписывая вызов,
