таращили глаза, удивляясь, как это просто можно оставить свою фамилию на бумаге. Не думали они, что этот вызов сделает коренной перелом в эскадронной жизни, наполнит их тревогами, сгустит общественную ответственность за себя, за взвод, за весь эскадрон. Не предполагали они, что этот договор будет определять и праздники и сухие, горячие будни.
Взъерошившийся взвод тут же выбрал делегацию. Вошли в нее Куров, Карпушев и Миронов.
— Вы там больно-то не сгибайтесь перед ними, — наказывал делегатам Абрамов. — Мало ли что было!
И хотя выбрали делегацию, а пошли за нею всем взводом, ревновали их, и, с другой стороны, поджигало любопытство. А как они, что ответят?
Второй взвод, увидя делегацию, как суд с приговором, не знал, на что подумать, тем более, что за делегацией, поталкиваясь, жались человек двадцать красноармейцев.
— Ну, здравствуйте, товарищи, — заметно волнуясь, поздоровался Куров. — Вот мы делегация от первого взвода.
— Здравствуйте, давно не видались, — разглядывая вошедших, будто в первый раз, ответил отделком Головкин.
— Сейчас он с тебя спесь-то собьет, — шептались в куче первовзводников, с неприязнью поглядывая на Головкина.
— Мы к вам, товарищи второй взвод.
— Милости просим, — все тем же пустым голосом ответил Головкин.
— Как вы знаете, у нас была спячка в наряде и самовольные отлучки.
Миронов, храбро стоявший рядом с Куровым, вдруг покраснел, рука его забегала по гимнастерке, разглаживая франтовато заправленные складки.
— Смотри, — толкнул Липатов одного, кивая на Миронова. — Чует кошка, чье мясо съела.
— Вы как знаете, что были они, — продолжал Куров, — но мы вот прямо так и говорим.
— Ну-к што ж? — спросил, чуть-чуть усмехнувшись, Головкин.
Ему показалось, что первый взвод пришел с покаянной. Он, подобравшись, повернулся к своим и подмигнул им. Дескать, подтянись, ребята, мы еще поломаемся, простить их али што.
— Надо было раньше думать об этом, — сказал Головкин и, переложив нога на ногу, сурово осмотрел вошедших.
— Да не тяни ты, говори живо, — ущипнул Миронов Курова.
— Так вот, значит, — продолжал Куров, будто ничего не замечая, — мы берем на себя социалистическое обязательство изжить эти проступки и вызываем вас не делать их.
— У нас нету, — думая над словом «социалистическое», ответил Головкин.
— А ты не зарекайся, — не вытерпел Миронов. — У нас не будет и чтобы у вас не было.
Красноармейцы второго взвода запереглядывались, еще не понимая, в чем дело.
— Вызываем вас давать на стрельбе шестьдесят процентов выполнения упражнений, а сами беремся на семьдесят.
— По стрельбе? — опустил ноги Головкин, сам половину не выполняющий. — При чем тут стрельба, раз дело коснулось самовольных отлучек?
— Что, заело? — торжествующе бросил из толпившихся первовзводников Абрамов. — Это вас коснулось?
— Крой, Артем, дальше! — крикнул другой и, взглянув на второй взвод, бросил: — Еще не то будет!
— Беремся коня сберечь, — помахал Куров для большей важности договором. — Не делать наминок и чтобы чистка. И вас на это вызываем.
Второй взвод, сидевший на койках, качнулся. Некоторые повставали.
— Ну и беритесь, раз беретесь, — буркнул кто-то из них.
— Правильно!
— Правильно! — зашумели остальные.
— Пусть берутся. У них самовольные отлучки, а нас хочут привязать.
— Нашли дураков!
— Про воровство-то пусть они скажут. Что? Не любите? Ишь удумали!
Вошедший в казарму помкомвзвода Хитрович поднял руку.
— Погодите, товарищи. Пусть они все скажут, — обратился он к своему второму взводу.
— Нам не жалко. Пусть говорят. Только зачем они других трогают, раз у них хвост замаран.
— Мы не отпираемся, если у нас хвост замаран. Так и говорим. Мы вас вызываем на социа-а- социалистическое — запутался Карпушев, — соревнование.
«Социалистическое» опять пугнуло второй взвод, и они замолчали.
— Читай, Куров, все сразу.
Куров при общем молчании прочитал вызов до конца.
Второй взвод поник в раздумье:
«Вызов-то, оказывается, не выдумка дотошного Курова, а дело, выходит, серьезное. Спор вроде, да спор-то больно уж... того. И не спор это вовсе, а черт ее знает что — и не разберешь. Состязание? Да нет, не состязание. Делегация, главное дело, с бумагой. Ишь, сукины дети, стоят, будто послы иностранные. Объявляем, дескать, вам войну, выходи. А если согласиться? Что тогда? Тогда выполнять придется. Черт бы их побрал, свяжут тогда!»
— А если мы не согласны? — спросил один. — Если не желаем?
— Гайка ослабла? — усмехнулся Липатов. — Струсили? Дескать, вы давайте там, а мы посмотрим? Кавалерия!
— Но, но, ты не больно! Слыхали мы про тебя!
— Я думаю, мы решим так, — ввязался Хитрович. — День завтра мы пообсуждаем, вечером ответ дадим.
— Правильно! — ухватились за это красноармейцы. — Правильно! Не такое дело, чтобы с кондачка.
Первый взвод затолпился к выходу в коридор. Там они, оживленно обсуждая впечатления вызова, встретили разведчика из третьего взвода.
— Скоро к нам-то? — спросил он первый взвод.
— Успеешь, — отмахнулись первовзводники.
— А ты откуда знаешь, что к вам пойдем? — спросил разведчика Миронов.
— Командир сказывал. Мы уже ждем:
— Иди, сейчас придем и к вам.
Красноармеец убежал вниз, а первый взвод затараторил:
— Как он их огорошил, а! Как сказал: вызываем, — так они и носы в тряпку, даже подскочили.
— Подскочишь, брат! Это тебе не фунт изюму.
— Главное, насчет рубки и пики. У них по этому делу — труба.
— А если они не согласятся, что тогда?
— Как не согласятся, раз вызываем?
— Не желаем, скажут, и все тут.
— Черт!.. Тогда...
Обида и сомнения скобленули первовзводников. А ну не согласятся? Да еще их же осмеют! Выскочили, скажут, выскочки, бухгалтеры с процентами. Да мало ли что они тогда могут сказать!
А Куров, немного ошарашенный такой возможностью, уже кулаки сжимает, сутулится и башку лобастую, как упрямый баран, подставляет.
— Вызов в газету, на доску, в ленуголок и на собрании! — грубит Куров. — Откажутся — потребуем объяснений. Скажите, мол, корни оснований, почему, какие экономические или политические причины, раз социалистическое соревнование? Пусть скажут, А только нет таких причин и не может быть. А мы начнем выполнять обязательство с нынешнего дня. Мы назад не отступим, не для того подписывались, чтобы отступать.
Уверенность Курова, упрямое, сильное поблескиваете его глаз опять подбодрили красноармейцев. В