4 ТО: Susan…[email protected]
FROM: Gemma [email protected]
SUBJECT: Что это за баба, которая крадет любимого у лучшей подруги, а потом пишет книгу и ни словом об этом не упоминает?
Новый день — новые радости.
Подоспели новые печальные известия. Вышла книжка Лили. Да, той самой Лили, которой впору бы именоваться «все мужики — мои». Нашей Лили Плешинке. Ничего более дурацкого я за последние годы не читала. Это какая-то детская книжонка, только картинок в ней нет и слова чересчур длинные. Она — про ведьму по имени Мими (ты не ослышалась: про ведьму), которая приезжает в деревню, что с одинаковым успехом может находиться где-то в Ирландии, или в Англии, или на Марсе, и начинает влезать во все дела. Налагает заклятие, произносит заклинания типа: «Возьми щепотку сострадания, горсть ума и щедро присыпь любовью». Обхохочешься. И меня в этой книге нет, тебя — тоже, даже Антона нет. Единственный персонаж, которого я вроде признала, — это противная девица с большими серьгами, под которой, мне кажется, выведен Коди.
Всю книжку я одолела за каких-то четыре часа. Но, думаю, поскольку ее купят миллионы людей, она озолотится и прославится. Что за мерзость — наша жизнь.
Едва я дошла до последней страницы, как уже пора было поднимать маму, поскольку должен был прибыть отец. Она отказалась одеваться — она как-то сжилась со своим халатом. А уж отцовскую тарелку для каши она так бережет, словно ждет, что ее заберут судмедэксперты, положат в целлофановый мешок и привесят бирку: «Вещдок №1».
И вот приходит папа, открывает дверь своим ключом, а я-то думала, отец его давно потерял, и начинается самое страшное. Двух дней не прошло, а он уже так изменился. Стал жестче, ясней, не такой размазня, как прежде, а что меня больше всего поразило — он был во всем новом, тут-то я и поняла, насколько дело серьезно. Коричневый замшевый пиджак — господи ты боже мой! Старомодные бакенбарды, все время волосы причесывает, а хуже всего — кроссовки, матерь божья! Ослепительно белые и такие вызывающие, что казалось, будто это не он их носит, а они — его.
— Так что происходит? — спросила я.
Даже не присев, он объявляет, что ему очень жаль, но он любит Колетт, а Колетт любит его.
Это было самое странное, самое ужасное. Что в этой сцене не так? Да абсолютно все, черт побери.
— А как же мы? — спросила я. — Как же мама? — Я думала, что этим я его достану: он всю жизнь был нам очень предан. Но знаешь, что он ответил? Он сказал:
— Мне жаль.
Что, конечно, означало нечто обратное. Ему наплевать, и это меня очень удивило, ведь он всегда был нежным и добрым. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать случившееся. В конце концов, это же мой отец, понимаешь? Потом, с еще большим ужасом, я понимаю, что он, как всякий влюбленный, находится в шорах и ничего не замечает вокруг себя, кроме того, что он счастлив, и не понимает, почему остальные — нет. Вот уж не думала, что такое может случиться с пожилым человеком. Тем более с кем-то из моих собственных родителей.
Тут мама говорит еле слышным голосом:
— Ужинать останешься?
Нет, правда! Кроме шуток. Тогда встреваю я, вся такая злющая:
— Он не может остаться.
Отец украдкой смотрит на входную дверь, меня осеняет, и я кричу:
— Она ждет на улице! Ты ее притащил сюда!
— Джемма! — кричит отец, но я его опередила и уже распахиваю дверь: так и есть, у него в «Ниссане» сидит баба. Я думала, у меня челюсть отпадет. Значит, другая женщина действительно существует, это не плод его больной фантазии.
Помнишь, в книжках всегда пишут, что женщины, которые уводят чужих мужчин, имеют суровый характер и нечего нам их жалеть. Так вот, у этой Колетт в самом деле был суровый вид. Она смерила меня с головы до ног и нагло уставилась, словно говоря: «Не шути со мной!» Я, как полная кретинка, подбегаю к машине и прижимаюсь лицом к стеклу с ее стороны, закусываю губу и выкатываю на нее глазищи, затем обзываю ее неприличным словом, а она, надо отдать ей должное, даже не шелохнется, только глядит на меня своими круглыми синими глазами.
