приветливыми: они заговаривали с Макдональдом, расспрашивали о поездке, о Марии и Бобби, здоровались с гостями. Макдональд, улыбающийся при виде такой сосредоточенной активности, процитировал Горация:
Затем он повел их по коридору к открытым дверям.
— Это и есть штаб прослушивания, — пояснил он Митчеллу, взяв его за руку и вводя в помещение.
Странно, но Митчелла отнюдь не смущала роль школьника на экскурсии. В комнате, забитой электронным оборудованием, пахло озоном. Сейчас здесь работали два человека: один — копался в проводах у пульта, другой — в наушниках сидел в кресле. Он поднял взгляд и жестом предложил вторую пару наушников Макдональду. Тот помахал в ответ и отрицательно мотнул головой.
— Зачем здесь эта птица? — громко осведомился дежурный.
Макдональд снова помотал головой.
— Длинная история. Потом расскажу.
И обратился к Митчеллу:
— В другое время я стал бы показывать все имеющиеся здесь, дал бы послушать музыку небесных сфер — песнь бесконечности, голоса страждущих, кои не в силах докричаться до нас… Однако сегодня времени на это нет.
— Не дай себя провести, — полушутя-полусерьезно предостерег Томас. — После этого ты уже перестанешь оставаться самим собой. Как раз эти голоса и превратили тут всех в эдаких чудаков.
— Тебе хочется услышать, наконец, настоящее послание, — с улыбкой проговорил Макдональд. — Или хотя бы узнать, почему мы бьемся уже полгода, а так ничего и не расшифровали? Все просто, в эти полгода солитариане мобилизовали все свои силы, а конгресс, потеряв всякое терпение, вернулся к обсуждению кредитов. Вот и растрачиваются попусту усилия ловких и преданных нам, как, например, вы с Джорджем, журналистов.
Митчелл покачал головой.
— Наверное, ты прав, — согласился Макдональд. — Послание так и не расшифровано, а ведь это наш долг. Мы просто обязаны это сделать, со всеми нашими идеями и компьютерами. Сейчас я кое-что покажу вам.
Они прошли вдоль ряда закрытых дверей и помещений с распахнутыми дверями, где работали мужчины и женщины, — кто за столами, кто у станков, кто у пульта управления. Компьютерный зал находился в самом конце коридора. Зал этот назвали компьютерным и ничего удивительного, ведь стены здесь заменяли компьютеры, а пол так тесно был уставлен устройствами для ввода данных и принтерами, что в образовавшиеся между ними узкие проходы вошедший протискивался с трудом. В этих компьютерных дебрях, как колдун в окружении любимых верных зверей, сидел за клавиатурой мужчина средних лет с коротко остриженной, припорошенной сединой шевелюрой.
— Привет, Олли, — сказал Макдональд.
— Что, притащил мне подарок? — осведомился вместо ответа колдун.
Макдональд со вздохом извлек из-под мышки страуса и поставил в дальний угол.
— Нет, Олли, я привел тебе гостей.
Он представил Митчелла Олсену — главному своему специалисту по информатике. Томас познакомился с Олсеном еще в первый свой приезд. Митчелл огляделся, силясь понять, к чему здесь такое количество машин и какие функции они могут выполнять.
— Сыграй нашим гостям лучшую из своих мелодий, — попросил Макдональд.
Олсен нажал две клавиши на клавиатуре. На мониторе появилось изображение, состоящее из одинаковой длины строк белых цифр на сером фоне. Митчелл не обратил на них особого внимания. Спустя минуту, он принялся вслушиваться в исходящие из скрытых динамиков звуки — сперва шипение, затем тишина, какой-то шум, опять тишина и снова шум. Временами шум становился громче, иногда стихал, обрывался, становился протяжным, и снова раздавалось какое-то тарахтенье и стуки.
Митчелл взглянул на Томаса, затем они оба уставились на Макдональда.
— В качестве послания я бы выбрал что-нибудь получше, вроде записи грома и молний, — проговорил Митчелл.
— В этом и состоит главная проблема, — сказал Макдональд. — Часть принимаемого нами, помимо ретрансляции наших старых радиопрограмм, — атмосферные помехи. Сказывается расстояние — обрывы в передаче и исчезновение сигналов. Однако, мы полагаем, часть принятого составляет собственно послание. Проблема именно в том, как отличить помехи от сигналов сообщения. Расскажи-ка им, Олли, о наших потугах…
— Прежде всего, мы пытаемся очистить сигнал, — продолжил Олсен. — Отфильтровать естественные шумы с помощью электронных устройств. Стараемся исключить не вызывающее сомнений случайное, а затем путем стабилизации сигналов все «подозрительное» размещаем на некоей шкале ценностей. В случае необходимости сигналы усиливаются…
— Давай послушаем, как выглядит чистый сигнал, — попросил Макдональд.
Олсен нажал еще две клавиши. Из динамиков раздались отчетливые серии сигналов, чередующихся с паузами и похожие на писк морзянки — старинного международного кода, только что без «тире»: «точка», снова точка, долгая пауза тишины, а затем — еще шесть точек, тишина, еще семь точек, тишина, точка, тишина, точка…
Митчелл и Томас напряженно вслушивались, пытаясь осмыслить закономерность и последовательность сигналов, но наконец беспомощно переглянулись в полнейшем недоумении: послание никак не воспринималось на слух.
— В общем, что бы там ни было, — в этом ощущается нечто гипнотическое, — изрек Митчелл.
— Однако оно ничем не лучше всего предшествующего, — проговорил Томас. — Что-то здесь не то. Да и звучит неубедительно.
Олсен пожал плечами.
— Не более, чем оригинал. Это лишь простая звуковая интерпретация энергетических квантов, принятых нашими радиотелескопами вместе с ретрансляцией наших же собственных радиопрограмм девяностолетней давности. С помощью компьютеров мы воспроизвели послание в виде звуков, воспринимаемых наиболее привычно и осмысленно.
— И все же по-прежнему ничего нельзя прочесть, — констатировал Томас.
Олсен кивнул.
— Наши проблемы на этом не кончаются. Мы пытаемся найти повторы, дубляж, регулярно повторяющиеся фрагменты. Неизвестно, где у послания начало, а где конец; одно ли целое сообщение, передаваемое непрерывно — «рондо», — или же серия таковых. Иногда кажется, вот-вот решение придет, что-то вроде начинает получаться, однако в конечном счете все разваливается, как карточный домик.
— А чем, к примеру, это может оказаться? — спросил Макдональд. — Чем-то вроде фразы, предложения?
— И на каком же языке? — вопросом на вопрос ответил Олсен.
— Ну, может, на каком-нибудь из математических. Например, один плюс один равняется двум; или теорема Пифагора, или что-либо подобное.
Макдональд улыбнулся.
— Это годится лишь для привлечения внимания, демонстрации того, что сообщение исходит от разумных существ. Однако, помнится, они это уже сделали, не так ли? С помощью ретрансляции наших радиопрограмм.
— А каким должно быть содержательное сообщение? — спросил Митчелл.
— Звук и пауза, звук и пауза, — задумчиво проговорил Томас. — Это должно нечто означать.
— Точка и тишина, — пробормотал Митчелл. — Так это Мак и объяснял Иеремии. Точки и тишина. Как слышится. Точки безо всяких «тире». Точки и пустоты, незаполненные места.
Макдональд пристально смотрел на Митчелла.
— Ну-ка, повтори еще раз.
— Точки и тишина. Ты же сам говорил это Иеремии.
