Уайт предпринял попытку зайти с другой стороны.
— А если реализация всего вами изложенного изменит нас до неузнаваемости? Проблемы культурного шока при столкновении с более развитой цивилизацией известны. Общества, которым у нас на Земле не удалось избежать такого вот столкновения, либо распадались, либо оказывались порабощенными, а те, кому посчастливилось выстоять, добились этого ценой кардинального пересмотра шкалы жизненных ценностей и ориентиров, устоявшихся норм-и правил поведения…
Макдональд вглядывался в Уайта, словно прикидывая его способности к восприятию обсуждаемого.
— По-моему, вы не из тех, кто считает наши общественные устои идеальными. Неужели бы вас огорчило любое их изменение к лучшему? Контраргумент явно не выглядел убедительным.
— Если только такое изменение к лучшему коснется лично моего вкуса, — сыронизировал Уайт.
— Кроме того, — продолжал Макдональд, — приведенные вами примеры относятся к примитивным, стоящим на низшей ступени развития обществам, то есть изолированным и, следовательно, неспособным вообразить ничего лучшего или хотя бы иного…
— Один колдун как-то с грустью заметил Юнгу, [30] — медленно проговорил Уайт, будто припоминая: — «Мы можем внезапно лишиться всех наших грез».
— Ну, не такие уж мы примитивные, — уверенно возразил Макдональд. — Нам, например, известно, что во Вселенной есть другие разумные существа, не обязательно схожие во всем с нами, и тем не менее мы жаждем взаимопонимания и сотрудничества. Есть у нас и свои грезы и мечты о космических странствиях и перелетах, о встречах в Космосе — мечтания, вызванные к жизни богатейшей литературой и питаемые мифологией, с ее летающими тарелками и визитами пришельцев. Мы слушаем уже пятьдесят лет, и люди давно готовы услышать нечто, они психологически созрели для контакта. И вот наконец действительно узнали: контакт с Землей установлен. Услыхали голоса, увидели первую версию послания…
Снова приоткрылась дверь, и Джон сказал:
— Мистер президент, новая информация.
Макдональд взглянул на Уайта. Президент кивнул, и тот нажал кнопку. В первом эпизоде в кадр попала полиция, атакующая толпу; собравшуюся у входа в солитарианский храм. Кое-где в свалке образовывались бреши, и тогда на асфальте хорошо просматривались алые пятна. Крупным планом камера показала и тела, некоторые в мундирах. Из храма непрерывным потоком проталкивались мужчины и женщины. Многие силились вырваться из образовавшейся свалки… Других попросту затягивало в нее. Макдональд включил звук. Шум напоминал непрерывный отдаленный гром.
Во втором эпизоде они увидели небольшую толпу, собравшуюся на улице перед зданием в неоклассическом стиле, со всех сторон, словно рвом, окруженным климатическим бассейном. Он-то и сдерживал людей, но, впрочем, в отношении угрожающих жестов и выкриков оказался бесполезным. Кричали на каком-то непонятном языке.
Затем в том же духе последовали третий, четвертый и пятый эпизоды, отличающиеся лишь архитектурой зданий, цветом кожи участников событий, одеждой толпы, да, пожалуй, языком доносившихся выкриков. Кое-где вопили и по-английски.
В шестом эпизоде камера выхватила мужчину и женщину с детьми, окруживших на вершине холма какого-то человека в черном. Все они молча глядели в усеянное звездами небо.
Седьмой эпизод: кровавое месиво, растекшееся по тротуару как на полотне абстракциониста. Камера панорамирует вверх, вдоль высоченной стены здания и замирает где-то на бетонном карнизе.
Восьмой эпизод: кареты скорой помощи съезжаются ко входу приемного покоя клиники. В девятом — в объектив попал морг. В десятом эпизоде камеру установили в толпе зевак, глазеющих на огромную пробку, дорожный затор, образовавшийся в результате скопления множества машин, полных стремящимися вырваться из города…
Каково же Джону в этом, столь хорошо изученном его отцом мире, со всей его реальностью, несомненное существование которой подтвердили прокрученные сейчас кадры? Уайт понимал: подсознательно он стремился оградить сына от этой действительности. Он постарался не оставить его на произвол всех тех страстей, насилия, тупости и предрассудков, каких сполна пришлось познать ему самому. Горькие воспоминания еще жили в нем, отзываясь острым сожалением и досадой. Стремление уберечь сына, скорее всего, продиктованное гипертрофированным чувством отцовского долга, сейчас обернулось против него. Он всячески препятствовал, если сын пытался углубляться во что-либо, связанное с политическими реалиями, со всеми сопутствующими им компромиссами, ибо не хотел, чтобы к рукам Джона прилипла вся эта грязь. Но, скорее всего, он не желал, чтобы его сыну когда-либо стало известно то, на чем так жестоко обжегся его черный отец. Черный отец, оставшийся без сына?..
Уайт сделал глубокий вздох. Привычка, бравшая начало еще с тех времен, когда ему впервые пришлось принимать трудные решения. Будто вместе с воздухом он вбирал в себя саму ситуацию, отправляя ее туда, поглубже — в самое естество, где и рождались решения. Очень скоро ему придется высказаться, сформулировать, наконец, окончательный вердикт, и тогда высвободятся стихии, более ему не подвластные.
— Похоже, что-то начинается, — заметил он тихо. — Столкновения на религиозной почве, а возможно, еще одна религиозная война… или же… или же просто завершается нечто.
— Подобная реакция людей обусловлена дефицитом информации, — заявил Макдональд. — Мы должны говорить с ними, ведь они дезориентированы, сбиты с толку. Необходимо официальное сообщение — коммюнике — а также широкомасштабная информационная кампания во всех средствах информации, посвященная Программе, посланию и ответу на него…
— Это либо умерит опасения и страх, либо лишь усилит их, — закончил Уайт.
— Страх иррационален. Рассеять его способны лишь факты. Капеллане прилететь к нам не могут. Передатчики материи так же следует отнести к области сказочного вымысла. В настоящее время невозможно даже представить двигатель, позволяющий хотя бы приблизиться к световому барьеру…
— В последние столетия, — перебил его Уайт, — невообразимое, как правило, воплощалось в реальность. А считавшееся невозможным для людей одного поколения, их потомки воспринимали как обыденное. Прошу вас, объясните мне, отчего вы так настаиваете на ответе?
Не следует ли нам всем ограничиться признанием достижений Программы и факта существования разумной жизни во Вселенной?
— Могу предложить доступное объяснение, — ответил Макдональд. — Существует немало веских доводов, важнейший из них я уже привел: познание иного разума — процесс, взаимовыгодный для всех. Однако у вас возникли обоснованные подозрения: не стоят ли за всеми этими аргументами мои очень личного свойства побуждения? Действительно, вы правы, так оно и есть. До того, как капеллане получат наш ответ, меня уже не будет в живых. Однако хотелось бы, чтобы мои труды не оказались напрасными и исполнились мечты, в которые я верую, и тогда бы прожитая жизнь имела смысл. Думаю, на моем месте вы рассуждали бы также.
— Наконец-то мы добрались до главного. — Как обычно, под конец… Так вот, я желал бы кое-что оставить миру и собственному сыну в наследство. Я не поэт и не пророк, не художник и не артист, не строитель, не государственный муж. Не занимаюсь и филантропией. Единственное, что я могу оставить после себя, — широко распахнутые двери, путь во Вселенную, вместе с надеждами на обновление, — послание, которое достигнет отсюда другой планеты в лучах далеких, чужих светил…
— Все мы стремимся к чему-то подобному, — сказал Уайт. — Только вот вся суть в том, как этого достичь.
— Не все, — возразил Макдональд. — Кое-кто жаждет оставить в наследство будущим поколениям наши ненависть и войны, только это старье и больше ничего. Однако жизнь стремительно меняется, время уходит, и мы обязаны дарить нашим детям будущее, а не прошлое. Последнее достойно быть наследуемым лишь настолько, насколько содержит в себе ростки грядущего. И они в нем есть, их немало. Однако жить в нем одном — невозможно. Единственное место, где наша жизнь продолжится в детях — будущее. Ибо только оно зависит от нас и подвластно нашим усилиям. Уверяю вас, как только мы ответим, во всем мире воцарится спокойствие.
— Но почему именно тогда?
— Хотя бы благодаря завершенности начатого. Свершившийся факт заставит враждующих осознать себя единым человечеством. Они поймут, что являются существами, наделенными разумом, как и те, другие,
