На следующий день Холльборн показал мне все пещеры и ознакомил меня со всеми принадлежностями силовой станции. Затем он повел меня на кухню, где хозяйничал один из слуг, то есть не столько хозяйничал, сколько наблюдал за порядком.
Посреди кухни стояла электрическая плита, вдоль стен на полках была выстроена в ряд всевозможная, сверкавшая чистотой посуда.
Холльборн посмотрел на часы.
— Без четверти двенадцать. Хотите посмотреть, как будет приготовляться наш завтрак?
— С удовольствием!
Когда раздался в кухне первый удар часов, очаг пронзительно свистнул, и в тот же миг вся кухня пришла в движение. На конфорку очага соскользнула с полки кастрюля, над ней открылся кран и из крана потекла вода, затем открылся другой кран и оттуда посыпалась какао в порошке, уже заранее смешанное с сахаром. Затем кастрюля автоматически закрылась крышкой. Через несколько минут какао было готово, отодвинулось в сторону и дало место другим кастрюлькам, послушно прыгавших с полок.
— Так у нас приготовляется все, — пояснил Холльборн. — Автоматические ножи режут мясо и бросают его на сковородку, автоматически открываются банки с консервами и приготовляются сами собой овощи. Машины безошибочно делают свое дело, но нужен человеческий мозг, который управлял бы ими, потому что думать они не умеют и из них никогда нельзя создать искусственных людей.
Я посмотрел на американца и сказал нерешительно:
— У меня есть на сердце один вопрос: кто был Венцель Апориус?
— Я не знал его, — ответил Холльборн, — я только много слышал о нем от вашего дяди. Это был великий изобретатель, но несчастный человек. Все эти машины — дело его разума и его рук. Но в конце- концов эти же самые машины помутили его разум. Ему стало казаться, что он создал на машины, а чудовищных людей, которые погубят его, которые в заговоре против него… Ваш дядя хорошо знал Венцеля Апориуса, но не спрашивайте его о нем. Ему тяжело говорить об этом… Кажется, их связывало очень многое… Кажется, мистер Шмидт был женихом дочери Апориуса. Она умерла от желтой лихорадки через несколько дней после смерти своего гениального отца и с тех пор ваш дядя не поднял глаз ни на одну женщину. Если вы когда-нибудь увидите у него женский портрет, — это портрет дочери Апориуса… Могу вам сказать еще одно: у вашего дяди есть дневник Венцеля Апориуса.
В голосе Холльборна зазвучали теплые ноты. Он положил руку мне на плечо:
— Вы должны следить за тем, чтобы вашего дядю не постигла участь его великого учителя. Он уже не молод и в его возрасте человек не должен оставаться наедине с существами, которых он создал сам и которые оказываются сильнее его.
Я думаю, перед вами блестящее будущее!
Я лежал на диване в своей комнате. В настоящее время мне нечего было делать. Силовая станция работала самостоятельно, мистер Холльборн лег спать и советовал мне сделать то же самое.
— Когда вернется мистер Шмидт и прибудет Аллистер с инженерами, начнется жаркая работа, а пока осматривайтесь вокруг и отдыхайте.
Но отдыхать я не мог. Сон бежал от меня… Я чувствовал, что нервы мои с трудом выдерживают все пережитое за эти дни. Все, что случилось со мной, было невероятным и в то же время вполне естественным… Но мысль о почти живых, о почти одухотворенных машинах наполняла меня жутью, ужасом и в то же время восхищением… Мне показалось, что я сам — одна из частиц этих машин, что мне выпадает на долю выполнить вместе с дядей его гениальный замысел: превратить эту пустыню в плодоноснейшую страну…
Дверь распахнулась, вошел мистер Холльборн.
— Вы не можете уснуть, — я слишком много рассказал вам сегодня. Выпейте вот это.
Через несколько дней за завтраком Холльборн сказал мне:
— Сегодня я покину вас. Мне нужно вылететь навстречу мистеру Аллистеру. Он прибывает завтра с двенадцатью инженерами.
Вскоре аппарат, на котором вылетел Холльборн, скрылся из вида. Я остался один. Перед наступлением вечера я проверил, все ли в порядке на станции и в машинном отделении. Все эти турбины и динамо казались уже мне друзьями. Внезапно пронзительный свисток прорезал воздух. Я побежал в комнату дяди. На матовой пластинке вспыхнула надпись:
«Спущусь через пять минут. Шмидт».
Я вынул всю заготовленную мною за эти дни работу и положил ее дяде ка стол. Потом повернул рычаг, — дверь распахнулась, прозвучал свисток, выскочил электрический вагончик. Я стоял возле глинобитной хижины и сердце мое билось от радости.
Я видел, как гигантская птица, унесшая моего дядю в Сан-Франциско, плавно опускается на землю.
ГЛАВА 4
Дядя вернулся; говоря по правде, я был разочарован. Он выскочил из кабины аэроплана, держа в левой руке тяжелую папку с бумагами. Правую руку он торопливо протянул мне.
— How do you do?[3]
Очевидно он мысленно все еще был в Америке и, увидев мое удивленное лицо, засмеялся. Затем пробежал мимо меня, вскочил в вагончик и, снова забыв о моем существовании, захлопнул дверь. Вагончик скрылся.
Я должен был терпеливо дожидаться, пока он вернется и, дождавшись, поехал следом. Когда я подошел к комнате дяди, он с досадой крикнул мне:
— Где ты пропадаешь? У нас тут дела по горло. Почему ты не поехал вместе со мной?
— Да потому, что ты захлопнул дверь у меня перед носом.
Он рассмеялся.
— Видишь ли, когда я возвращаюсь из такого путешествия, из какого вернулся сегодня, то всегда бываю рассеян и не замечаю того, что делаю.
Он протянул мне руку и усадил меня в кресло рядом с Холльборном.
— Слушай: завтра утром прибудут первые аэропланы. Я нарочно телеграфировал из Сан-Франциско Аллистеру, чтобы он задержал инженеров на два дня в Суматре. Нам надо закончить кое-какие приготовления. Кроме того завтра утром прибудут двести золотоискателей из Аляски…
Я перебил его:
— Но ведь ты же говорил, что белые не могут здесь работать?
Я чувствовал на себе, как расслабляюще действует климат Австралии, а ведь я в сущности не был занят почти никакой работой… И все-таки к концу дня уставал так, как будто ворочал каменные глыбы.
— Эти двести золотоискателей устроены особо, — возразил дядя. — Я бы сказал, что они сделаны из железа, и тела их закалены как машины. Два года они работали в Аляске на лютом морозе, а до этого в африканских копях; кроме того они уже рыскали по Австралии в поисках золота и слоновой кости… Нужно сознаться, что все эти молодцы — продувные канальи и бестии, каких еще не видывал свет. Они могут работать как черти, а ночью пропивают и проигрывают все, до последней песчинки; нож всегда торчит у них за поясом, и они перережут человеку горло с такой же легкостью, с какой мы выругаемся.
В то время как дядя расписывал качества этих молодцов, я думал:
«Зачем же он набрал таких негодяев?». И он, точно прочтя мои мысли, ответил:
