многие из них не имеют средств, чтобы это сделать, и ютятся по несколько семей в одной комнате. Мастера и помощники получают лучший оклад и живут сравнительно прилично. Положение на бумагопрядильных производствах много хуже. Здесь жалованье ничтожное и условия жизни ужасны. Обыкновенно какая- нибудь женщина нанимает несколько комнат и пересдает их, так что часто по десяти и даже больше человек живут и спят по трое и больше в одной кровати без различия пола.
Нормальный рабочий день, по закону 1897 г. (изданному после большой стачки 1896–1897 гг.), одиннадцать с половиною часов. Но циркулярами министерства финансов разрешаются сверхурочные работы; поэтому средний рабочий день нужно считать в 14 или 15 часов.
Я часто наблюдал эти толпы бедно одетых и истощенных мужчин и женщин, идущих с заводов. Ужасное зрелище. Серые лица кажутся мертвыми, и только глаза, в которых горит огонь отчаянного возмущения, оживляют их. Но, спрашивается, почему они соглашаются на сверхурочные часы? По необходимости, так как они работают поштучно, получая очень низкую плату. Нечего удивляться, что такой рабочий, возвращаясь домой и видя ужасную нужду своей домашней обстановки, идет в трактир и старается заглушить вином сознание безвыходности своего положения. После 15 или 20 лет такой жизни, а иногда и раньше, мужчины и женщины теряют свою работоспособность и лишаются места. Можно видеть толпы таких безработных ранним утром у заводских ворот. Так они стоят и ждут, пока не выйдет мастер и не наймет некоторых из них, если есть свободные места. Плохо одетые и голодные, стоящие на ужасном морозе, они представляют собой зрелище, от которого можно только содрогаться, — эта картина свидетельствует о несовершенствах нашей социальной системы. Но и здесь подкуп играет отвратительную роль — нанимают только тех рабочих, которые в состоянии дать взятку полицейским или сторожам, являющимся сообщниками мастеров.
Эти пасынки нашего общества в С.-Петербурге уже хорошо понимают несправедливость своего положения и нехристианские отношения между капиталом и трудом. И как могло быть иначе? Они видели, как каждое утро молодых девушек, наравне с мужчинами, раздевали и обыскивали перед началом работы. Трудность получения работы увеличивалась отсутствием трудовой регистрации. Часто ко мне обращались рабочие со словами: «Я работал 20 лет на одном месте, и теперь мне отказали. У меня нет дома в деревне и я знаю, я чувствую, что и я и моя семья погибли».
Как мало нужно, чтобы утешить этих страдальцев. От одного доброго слова лица их светились благодарностью и надеждой. Вот где обширное поле деятельности для служителей церкви. Кроме проповеди трезвости и смирения они ничего не делают. Полное отсутствие прав, как личных, так и общественных еще сильнее увеличивает ожесточение рабочих. Каждый представитель владельца, от директора до последнего мастера, может уволить рабочего. Каждый, стоящий на более высокой ступени, имеет право неограниченного угнетения своих подчиненных. Этим беззаконием и можно объяснить сильное развитие хулиганства в русских городах.
В декабре на Путиловском заводе, без видимой причины, были уволены четыре человека.[98] Два из них очень давно служили на заводе, а два других уже семь лет. Несомненно, увольнение было вызвано тем, что они принадлежали к нашему союзу, так как, рассчитывая их, им сказали: «Несомненно, ваш союз поддержит вас». В течение двух недель я лично не вмешивался в это дело, ожидая, что рассчитанные рабочие будут снова приняты после всего, что было сделано, чтобы повлиять на фабричную администрацию. Когда же все усилия оказались тщетными, я счел своим долгом перед союзом стать на защиту исключенных и довести дело до конца, каков бы он ни был… Если мы оставим уволенных на произвол судьбы, доверие к нашему союзу неизбежно и навсегда поколеблется, не говоря уже о том, что это поощрило бы произвол. Если же нам удастся отстоять их, престиж нашего союза неимоверно поднялся бы в глазах рабочих. Первым делом я направил рассчитанных рабочих к директору завода Смирнову[99] и к фабричному инспектору, но там их постигла неудача.
19 декабря я собрал 12 делегатов отделов союза, чтобы обсудить этот вопрос.[100] Одновременно я пригласил и делегатов революционной партии, и это было впервые, что они были приглашены и присутствовали на нашем собрании. Собрание, кроме того, обсуждало некоторые изменения в уставе, а также и вопрос о переименовании названия нашего общества; был поднят также вопрос об издании своей газеты и об открытии отделов в других городах.
Собралось около трехсот рабочих; присутствовали корреспонденты некоторых газет. Все деловые предложения были приняты, и мне поручено выхлопотать разрешение правительства. После тщательного расследования было установлено, что рабочие были уволены несправедливо. Предложенная мной резолюция была единогласно принята; она состояла в уведомлении правительства через градоначальника, что: 1) отношения труда и капитала в России ненормальны, что особенно замечается в той чрезмерной власти, которой пользуется мастер над рабочими; 2) попросить администрацию Путиловского завода уволить мастера Тетявкина как главного виновника увольнения четырех рабочих; 3) немедленно принять обратно четырех рабочих, уволенных за то, что они состояли членами нашего союза; 4) сообщить градоначальнику и фабричному инспектору эти обстоятельства и попросить их употребить свое влияние, чтобы впредь такие поступки не повторялись; 5) если эти законные требования рабочих не будут удовлетворены, союз слагает с себя всякую ответственность в случае нарушения спокойствия в столице.
Рабочим основательно объяснили всю важность этого шага. Я им ясно сказал, что если они решат постоять за своих товарищей, то должны понести все жертвы, которые такой шаг может за собой повлечь. Громкий взрыв аплодисментов был ответом на мой вызов. Энтузиазм рабочих был очевиден. Я сказал им, что от их мужества и решимости в этом деле зависит существование союза и что если мы потерпим неудачу, я уйду из союза. Я попросил их также поклясться, и они исполнили мою просьбу. Тогда мы решили отправить три депутации, каждую из семи или десяти человек: одну к директору Смирнову, другую к инспектору Чижову и третью, во главе которой пошел я, к градоначальнику Фуллону.
На следующее утро мы отправились по всем трем поручениям. Смирнов встретил делегатов, во главе которых был мой друг Васильев, очень грубо и так на них кричал, что они ушли, прервав переговоры. Главный фабричный инспектор отнесся также несочувственно, пока делегаты не погрозили, что об отказе их выслушать они напечатают в газетах. Тогда он сказал, что может принять лишь самих уволенных, но отнюдь не делегатов.
Генерал Фуллон оказался более сговорчивым. Вначале он пожелал видеть меня одного и принял меня со своей обычной любезностью. Я указал ему на серьезность положения. «Рабочие решили, — сказал я, — поддержать своих товарищей какой угодно ценой. С этими четырьмя рабочими поступили очень несправедливо. Рабочие единогласно приняли резолюцию, которая, как вы увидите, очень умеренна, и лично я вполне поддерживаю их требования». Я говорил, что правительство должно понять серьезность предстоящего ему выбора. В промышленных вопросах в России всегда следует считаться с правительством, особенно же в данном случае, так как Путиловский завод, как и многие другие фабрики и заводы, существует, главным образом, казенными заказами. Пригрозив отнять эти заказы, правительство легко могло заставить фабрикантов пойти на уступки. Правда, обыкновенно случалось как раз обратное. Во время конфликтов между трудом и капиталом фабриканты часто соглашались идти на уступки, но правительство, боясь, что это поведет к еще большим требованиям и к забастовкам более грандиозных размеров, запрещало им это делать; несколько раз фабриканты на своих профессиональных собраниях и в петициях министру финансов указывали, что правительство своим вмешательством препятствует проводить мирное развитие национальной промышленности.
Фуллон внимательно просмотрел резолюцию, но, дойдя до пятого пункта, воскликнул с удивлением: «Но это настоящая революция; вы угрожаете спокойствию столицы». «Вовсе нет, — ответил я успокоительно, — мы и не думаем ни о каких угрозах. Рабочие просто хотят поддержать своих товарищей. Вы говорили, что будете им помогать в затруднениях, и вот вам представляется случай. Если рабочие не поддержат своих товарищей, то масса скажет, что наш союз фиктивный, предназначенный только для того, чтобы выжимать взносы от бедняков и держать их в безмолвии. Все рабочие столицы наблюдают за происходящим с возмущением, и, если наши требования не будут удовлетворены, спокойствие города будет безусловно нарушено. Я прошу вас принять делегацию, и вы сами можете судить, насколько они серьезно настроены». Градоначальник слушал внимательно и, очевидно, тронутый моими словами, принял делегатов. Девять человек, один после другого, поддерживали мое заявление, и, в конце концов, Фуллон обещал сделать все, что в его силах, для удовлетворения наших требований. Результаты переговоров мы в тот же
