— Я слушаю.
Темпест прижималась к его большому упругому телу и жалела, что не смогла удержать язык за зубами. Было безумно приятно сидеть просто так и чувствовать, как его тепло передается ей.
— Как тебе это удается?
— Удается что? — не понял Гевин. Опустив бокал на столик, он внимательно посмотрел на нее.
Темпест не могла отвести взгляд от его рук.
— Оставаться таким холодным и невозмутимым.
Она умела притворяться, но никто не знал, каких усилий ей это стоило. Глубоко внутри была пустота, которую ничем не удавалось заполнить.
— С чего ты взяла? Я вовсе не холоден.
— Ты производишь именно такое впечатление, — настаивала она.
— Внешность обманчива, — усмехнулся Гевин и пригубил напиток.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Да, внешность обманчива, размышлял Гевин, наблюдая за тем, как Темпест скользит среди толпы: они все-таки приехали в клуб. Хотя она и сомневалась в своей способности притворяться, никто бы не поверил, насколько беззащитна и ранима она была каких-то полтора часа назад. Сейчас она была… Гевин задумался, подбирая слово. Ослепительна? Да. Именно так.
В нем снова вспыхнуло желание, и мужчина с досадой подумал, что никогда еще самоконтроль не давался ему так тяжело.
На ней было платье, сверкающее и переливающееся мягким светом в лучах прожекторов. Или этот свет исходил от нее? Папарацци не отставали от нее ни на шаг.
Стоя в VIP-зале, Гевин прислонился к стене, не спуская с нее глаз. Он не любил бывать в таких местах, но сегодня сделал исключение. Ради нее.
Темпест подошла к нему. Знала она или нет, но ее бедра двигались в такт музыке, и Гевин, не отрываясь, смотрел на волнующие изгибы тела.
— Гевин, я уверена, что стена не упадет, если ты от нее отойдешь.
— Почему ты думаешь, что я стою здесь из-за нее?
— А почему ты тогда здесь стоишь?
— Такие развлечения не для меня.
— Почему ты в этом уверен? Ты так часто бываешь на подобных мероприятиях?
— Зачем? Я и так знаю, что всякие тусовки мне быстро надоедают.
— Правда? А мне нравится быть среди людей.
— Я заметил.
Гевин во все глаза смотрел на нее. Щеки Темпест порозовели, глаза блестели, но ее движения показались ему какими-то скованными. Что ее тревожит?
— Тебе здесь совсем не нравится? — разочарованно спросила она.
— Совсем. Я не вижу в этом никакого смысла.
— А веселиться ты не пробовал? Немного взбодриться, расслабиться?
— Значит, сейчас ты веселишься? — усмехнулся Гевин. — Или это один из новых способов расслабиться?
Она недоуменно посмотрела на него.
— Папарацци, — лаконично ответил он.
— Пойдем. — Темпест потянула его за собой, туда, куда не проникал свет прожекторов. — Садись.
Гевин молча подчинился, стараясь удержаться от того, чтобы не обнять ее за плечи и не прижать к себе. Вместо этого он спросил:
— Ну и зачем мы здесь?
— Здесь никто нас не увидит и не услышит.
— Если ты хотела избежать чужого внимания, стоило ли уезжать из дома?
— Стоило. Потому что мне точно известно, что консьержка из моего дома любит поболтать. К тому же она охотно делится сведениями по крайней мере с двумя газетами. Она всегда в курсе, когда у меня были гости — особенно мужского пола — и сколько они у меня пробыли.
Гевин взял прядь ее волос и намотал на палец, восхищаясь их мягкостью.
— Почему ты не съедешь?
— Потому что на другом месте будет то же самое.
— Я не верю, что в таком большом городе, как Чикаго, невозможно найти более спокойное место, учитывая твои возможности.
— Я устала переезжать, вот и все, — улыбнулась Темпест, избегая смотреть ему в глаза. — Вся моя жизнь — сплошное притворство. Я всегда приветлива с незнакомыми людьми, легко завожу знакомства и делаю вид, что они самые близкие мои друзья.
Гевин присмотрелся к ней внимательнее: с каждой секундой, проведенной вместе, он узнавал ее с новой стороны. Это интриговало и возбуждало его любопытство. Какая же она на самом деле?
Он положил ее голову себе на плечо и провел ладонью по округлой гладкой шее. Его пальцы легко, словно он боялся ненароком сделать ей больно, заскользили по ее лицу. Затем он прижался губами к ее губам, которые сразу же приоткрылись, и их языки переплелись.
Темпест прильнула к нему и закрыла глаза. Едва слышный стон родился в ее груди, но Гевин не позволил ему сорваться с губ. Все, все в этой женщине должно принадлежать ему!
Как только эта мысль возникла в мозгу, его поцелуй изменился. На ее губы обрушивались поцелуи один безжалостнее другого. В них больше не было нежности: так он доказывал свое право на нее.
Яркая вспышка света заставила его вскочить.
— Хочешь потанцевать? — голосом, хриплым от поцелуев, спросила она.
— Нет, — задыхаясь от гнева, процедил Гевин сквозь сжатые зубы.
Темпест открыла глаза. Фотограф сбежал: страх придал ему скорости, когда он увидел прямо перед собой перекошенное от ярости лицо мужчины.
— Извини, Гевин. — На ее губах показалась виноватая улыбка. — Вот такая она, моя жизнь.
К нему уже вернулось прежнее самообладание.
— Ты тоже. Нам стоит уйти отсюда.
— Ты правда не хочешь потанцевать?
— Когда этот фотограф или другой только и ждут благоприятного момента, чтобы из одного поцелуя раздуть целую историю? — бросил Гевин. Хотя он уже представил себе, как прижмет ее груди и их тела будут двигаться в унисон под звуки музыки… И не важно, что танцор из него ужасный. Он посмотрел на Темпест и спросил: — Почему ты не наймешь телохранителя?
Она равнодушно пожала плечами.
— Ответь мне.
— Он у меня был, но после окончания школы отношения между мной и отцом испортились. Отец расторг контракт с фирмой и сказал мне, что если я сама наживаю неприятности на свою голову, то сама же должна научиться их решать. Мне всегда удавалось не выходить за рамки разумного. Я старалась убедить в этом отца, но ему было все равно. Так что теперь я научилась справляться с любым папарацци без чьей- либо помощи. Если они уж очень мне докучают… Что ты делаешь?
— Мне нужно кое-кому позвонить. — Гевин набрал номер.
— Сейчас? А это не может подождать?
— Нет, потому что телохранитель нужен тебе немедленно.
— Но я же только что сказала, что в состоянии сама…
— Я помню. — Он не дал ей договорить. — Поверь, у меня есть причина так поступить.
В частной фирме, куда он позвонил, заверили его, что телохранитель прибудет в кратчайшие сроки.
