«Ринард инвестментс» часто обращалась к ним с заданием собрать информацию о людях, прежде чем согласиться инвестировать тот или иной проект, но Гевина заверили, что отдел по обеспечению безопасности у них также есть.
На вопрос Темпест, какая причина заставила его поступить таким образом, Гевин ответил предложением потанцевать.
Он не был готов сказать ей правду, хотя она была очень проста: он решил, что никому не позволит ее обидеть.
Эта дорога вела не к ее дому. Темпест сидела рядом с Гевином, смотрела на фонари, мелькающие за окном, и думала о том, что совсем скоро ей представится возможность узнать, где он живет.
Человек, который приехал в клуб и в чьи обязанности теперь входило ограждать Темпест от чересчур назойливого внимания прессы, следовал за ними на небольшом расстоянии. Темпест знала, что это не отпугнет фотографов, но была глубоко тронута заботой Гевина, поэтому не протестовала. Во всяком случае, сегодня эта мера была как нельзя кстати: ей не хотелось омрачать волшебство вечера, а телохранитель держал на расстоянии особо назойливых репортеров.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— За что? — не отрывая глаз от дороги, спросил Гевин.
— За телохранителя.
— Не стоит. — Он мельком взглянул на нее. — Ты не замерзла?
Темпест помотала головой, но Гевин успел заметить, как она поежилась. Он включил обогреватель на полную мощность.
Горячая струя воздуха быстро помогла ей согреться, но холод в душе остался. Раньше отец часто говорил ей, что если бы она вела себя как леди, газеты оставили бы ее в покое. Когда она наконец решила доказать ему, что она — леди, и начала вести себя подобающе, он стал к ней еще более равнодушен.
Гевин был совсем не похож на отца. Он скорее скрытен, чем равнодушен, думала девушка, и вряд ли допускает в свою жизнь кого бы то ни было, и так происходит скорее всего потому, что у него есть на то свои причины.
Темпест снова задала себе вопрос: почему он решил допустить ее в свою жизнь? Она видела, как сильно его выводит из себя факт, что он попал в объективы фотокамер и настойчивые репортеры стали следить за каждым его шагом с той секунды, как их увидели рядом. Почему он это терпит? Дело в ней или причина кроется в ее отце? Она не раз спрашивала отца, почему Гевин стремится уничтожить его, но тот не говорил ни слова. Что, если попробовать узнать об этом у Гевина?
— Могу я тебя спросить? — нарушила она тишину салона, прерываемую едва слышным шумом мотора.
— Можешь.
Темпест помолчала.
— Это и есть твой вопрос? — усмехнулся Гевин.
— Очень смешно, — процедила она.
— Надеюсь.
— Напрасно, потому что вопрос совсем не смешной.
Она повернулась к нему. В свете от приборной доски он показался ей незнакомцем.
— Почему ты так хочешь уничтожить «Клозит Темпест»? — прямо спросила она.
Он на секунду оторвался от дороги и взглянул на нее.
— Не уничтожить, а поглотить.
— Неважно. Главное — почему?
— Это принесет мне немалую прибыль.
— И ничего особого за этим не стоит?
Гевин свернул с автострады в квартал эксклюзивного жилья и только потом ответил:
— Может, и стоит.
— Если ты не хочешь говорить — право твое. Только так и скажи.
— Хорошо, — кивнул он. — Я не хочу об этом говорить.
Они въехали в гараж огромного особняка. Там уже стояли две машины: гоночная машина и внедорожник.
Темпест закусила губу. Видимо, придется проявить настойчивость. Иначе она ничего не добьется.
— А почему ты не хочешь об этом говорить?
— Ты знаешь такое слово: «личный»? Так вот, это дело — личное.
— Так вот, значит, что ты имел в виду, когда говорил, что будешь общаться со мной, как я того заслуживаю.
— Что-то я не припомню такого, — нахмурился Гевин.
— Чего уж там… Значит, ты просто хотел заполучить меня в свою постель, будто я — обыкновенная шлюха?!
— А ты считаешь себя необыкновенной?
Темпест задохнулась.
— Извини, — вздохнул Гевин и примиряюще сжал ее руку. — Ты мне действительно нравишься, и я уже впустил тебя в свою жизнь, разве нет? Просто у каждого человека есть что-то личное, куда другому вход заказан. И не важно, насколько люди близки друг другу.
— Но у меня нет от тебя тайн, — произнесла Темпест как можно спокойнее, хотя ее захлестнуло отчаяние. Она хотела знать о нем все! Только с ним она чувствовала, что живет по-настоящему.
— Я говорю не о тайнах, — мягко сказал он. — Я говорю о том, что составляет сущность, внутренний мир каждого человека, который другому человеку просто не понять.
Темпест посмотрела на его непроницаемое лицо и поняла, что перед ней только что поставили условие. Или она соглашается быть с ним на его условиях, или они расстаются.
Гевин потер затекшую шею и невольно задался вопросом, почему Темпест спросила о причинах его интереса к «Клозит Темпест». В то, что Огаст их не знает, верилось слабо. Но может, его дочь и правда не знает?
— Предлагаю зайти в дом и поговорить. Если ты хочешь к себе, я тебя отвезу. Еще некоторое время телохранитель побудет с тобой. Каждый имеет право на личную жизнь.
— Спасибо, что так думает хотя бы один человек. Большинство считает, что они имеют право на мою личную жизнь.
— Большинство?
Темпест не ответила, но Гевин понял, что она имеет в виду прессу.
— Сюда? — спросила она и, получив утвердительный кивок, толкнула дверь и оказалась в его доме.
Гевин нагнал ее в холле и повел в гостиную.
Темпест с интересом осмотрелась. У одной стены был огромный плазменный экран телевизора, у другой — огромный аквариум с тропическими рыбками. Все свободное пространство было завешано полотнами известных художников. Пол был покрыт мраморными плитами. Скорее всего, итальянскими, решила она.
— Впечатляет, — негромко произнесла она.
Гевин невесело улыбнулся. Еще бы. Он шел к этому всю свою жизнь. Он поставил перед собой эту цель, еще когда был ребенком. После того как понял, что значит жить на государственные дотации и не иметь самого необходимого. Когда к нему пришел успех, он старался как можно реже вспоминать нищету, в которой жила его семья благодаря Огасту Ламберту. Однако Гевин понимал, что, если он все же решит объяснить Темпест причину, по которой он так настойчиво пытается завладеть «Клозит Темпест», ему придется вспомнить неприятное прошлое.
— Выпьешь что-нибудь? — спросил он, подходя к бару.
— Нет.
Гевин старался сосредоточиться на приготовлении виски, а не на том, что в полумраке его гостиной, словно по ошибке, вдруг очутился настоящий ангел, разве что без крыльев и нимба над головой, которого
