гордостью объяснил он.
– И если он поправится, то окажется моим должником?
Элизабет мысленно прочитала молитву, чтобы лорд Джеффри оказался порядочным человеком.
Тогда он ее выслушает, и она убедит его в вероломстве дяди. Должна убедить. Только бы он поправился…
Мысли прервал громкий стук в дверь. Роджер дал ей знак оставаться на месте и сам пошел открывать. О чем-то пошептавшись с охранниками, он снова повернулся к Элизабет:
– Твой слуга хочет с тобой переговорить.
Девушка кивнула и последовала за одним из стражей в конец коридора, где ее ждал Джозеф. По лицу старика было видно, что он чем-то расстроен.
– Послушай, я лечила самого барона, – начала она без всяких предисловий.
Старик кивнул, но заговорил только тогда, когда стражник вернулся на свой пост.
– И как успехи?
– Надежда есть, – похвалилась девушка, но тут же добавила:
– Остается только молиться: для Джеффри я – единственный шанс.
Джозеф слушал и продолжал хмуриться. Элизабет тряхнула головой:
– Все складывается очень удачно. Я хоть и женщина, но лорд – мой должник и поневоле выслушает меня.
– А кто тот другой, который сейчас всеми командует? – Старик повел головой в сторону спальни Элизабет.
– Роджер.
– Он послал за Белвейном.
– Что? – От неожиданности Элизабет застыла и тут же понизила голос:
– Откуда ты узнал?
– Герман Плешивый слышал, как он отдавал приказание. Гонец ускакал час назад. – Видя, что Элизабет, не в силах поверить, качает головой, Джозеф добавил:
– Истинная правда. Белвейн будет здесь через неделю или немного позже.
– Боже мой, – прошептала Элизабет. – Только бы я успела поговорить с лордом Джеффри до появления этого чудовища. – Она вцепилась в рукав слуги:
– Надо спрятать Томаса. Увести отсюда, пока не убедимся, что на барона можно положиться. Белвейн не должен знать, что мы живы.
– Это невозможно, миледи, – возразил старик. – Стоит Белвейну въехать в ворота, и он все поймет. Слишком многие были свидетелями вашего возвращения. Он все узнает. Да и этот Роджер догадается – теперь это только вопрос времени.
– Надо подумать, – прошептала Элизабет и только тут заметила, что почти стащила со слуги тунику. – Посоветуйся с Германом. Он человек верный – не проговорится. К тому же вольный. Спрячьте с ним Томаса. Сможешь?
– Смогу. – Старик расправил плечи. – Не волнуйтесь, не подведу. И местечко подыщу подходящее.
Элизабет кивнула и сразу успокоилась – она вполне полагалась на покорного слугу.
– Это ненадолго. До тех пор, пока не придет в себя Джеффри.
– Но что будет с вами? Вдруг он вовсе не очнется? Так и не придет в себя, а в это время нагрянет Белвейн? А если барон умрет?..
– Придется бежать. В любом случае, когда он объявится, меня здесь не будет. Разве что Джеффри скоро придет в сознание, и мне удастся с ним поговорить, прежде чем дядя успеет нас оболгать. – Девушка содрогнулась. – Что бы ни случилось, мы должны переправить Томаса к дедушке. Он уж сообразит, что делать дальше.
– А на водопад вы вернетесь?
В голосе слуги сквозил страх. Ему поручили Томаса, так что он не мог сопровождать госпожу и страшно за нее беспокоился.
– Вернусь, – прошептала девушка. – Белвейн надругался над этими стенами. И я не в силах видеть, как он в них возвращается.
– Ну-ну, миледи, успокойтесь. – Старик заговорил с ней, как с маленькой обиженной девочкой. – Рыцарь непременно очнется, вы познакомитесь с ним до приезда Белвейна, и он вас обязательно выслушает.
Джозеф ждал, пока ее прерывистое дыхание успокоится. В последнее время старика пугало, насколько менялась госпожа при упоминании дяди. Он знал, что миледи видела, как убивали ее родителей, понимал, какие душевные муки она испытала, и, как и она, считал, что за всеми этими злодеяниями стоял Белвейн. Он очень хотел, чтобы Элизабет нашла в себе силы высказаться, выплеснуть боль, хоть немного облегчить сердце… Насколько она отличалась от своих единокровных сестер Маргарет и Катрин! Может быть, потому, что была наполовину саксонка?..
Когда сэр Томас появился в Монтрайте с двумя маленькими дочерьми, это был суровый, глубоко несчастный человек, но за полгода все переменилось. Он женился на светловолосой красавице-саксонке. Несмотря на своенравный характер жены, Томас научился с нею ладить, и вскоре супруги не могли жить друг без друга. Через год родилась Элизабет. Отец решил, что сына ему иметь не суждено, и всю любовь обратил на голубоглазую крошку. Между ними возникла особая связь, которая сохранилась даже тогда, когда через десять лет на свет появился малютка Томми.
Лицом Элизабет не походила на отца, но переняла его сдержанные манеры и умение скрывать свои чувства. У Катрин и Маргарет любое переживание сразу же отражалось на лице. Элизабет вела себя совсем по-другому. Джозеф даже считал, что она – та ниточка, которая связывала воедино семью. Элизабет хранила верность очагу, который был для нее важнее всего в жизни. Выступала то миротворцем, то нарушителем спокойствия. Отец гордился ею, когда девушка выезжала с ним на охоту, а мать, обучая искусству шитья, приходила в отчаяние. Да, до недавнего времени она жила в счастливой семье.
– Я вам не успел еще сказать, что Герман послал своих людей в имение Белвейна. Надеется, что им удастся собрать нужные нам доказательства. Походят, поговорят со слугами…
– Славный он человек, – перебила его Элизабет, и Джозеф с облегчением вздохнул, заметив, как спадает ее напряженность. – Но вряд ли домашние Белвейна скажут им правду. Дядю все слишком боятся. Однако передай Герману, что я ему благодарна, – добавила она едва слышным шепотом.
– Он с уважением относился к вашей семье. Сами вы были еще ребенком и, наверное, не помните – это ваш батюшка дал ему волю, и Герман не забывает своего долга Монтрайтам.
– Что-то припоминаю. А скажи, – улыбнулась она, – почему Германа зовут Плешивым? У него ведь предостаточно волос на голове? Я спрашивала у отца, но ответа так и не получила.
Джозеф смутился. Ему очень не хотелось объяснять госпоже все, как было. Шутку придумали грубые мужланы, и история явно не предназначалась для нежных ушей леди.
От воспоминаний об отце Элизабет оживилась.
– Все будет хорошо, – шепнула она. – А теперь мне пора возвращаться к барону. Молись, чтобы Джеффри поправился. Молись, чтобы он меня выслушал. Выслушал и поверил.
Элизабет похлопала слугу по сутулому плечу и медленно направилась к спальне. Ее вновь охватил холодок страха. Мысль о приезде Белвейна не давала покоя. Если бы не маленький брат, такая перспектива ее бы только обрадовала. Уж она бы сумела приготовить ему западню и встретила бы дядю жаркими объятиями, держа кинжал наготове.
Ничего, её время придет, и месть свершится. Решимость не позволяла девушке сгибаться и оберегала разум в этом безумном мире. Ей предстояло отомстить и позаботиться о судьбе брата. Лишь тогда, когда Томас окажется в безопасности, их земли станут свободными, а Белвейн жизнью заплатит за смертные грехи, – только тогда она позволит пронзить себя острому жалу отчаяния. Лишь тогда и не раньше.
Вернувшись в спальню, Элизабет увидела, что собаки, рассевшись по разным сторонам постели, дежурили вместо нее, и по их напряженным взглядам поняла, что они признали раненого рыцаря. Она устроилась на деревянном табурете у кровати и обтерла покрытый испариной лоб барона.
…Так продолжалось два дня и две ночи. Девушка не отходила от раненого, постоянно меняла повязки и, как учила мать, промывая рану отваром шалфея и паслена, двенадцать раз читала «Отче наш».
