Чёрный континент

Игорь Гергенрёдер Чёрный континент

В своё время Маргарет Тэтчер назвала СССР Верхней Вольтой с ядерными бомбами. Книга Игоря Шесткова «Африка» (Библиотека журнала «Литературный европеец», Франкфурт-на-Майне, 2007, ISBN 978 -3-936996-25-3) заставила меня посочувствовать упомянутой африканской стране. А что если смеющиеся боги, о которых пишет Игорь Шестков в рассказе «Город К.», открывающем книгу, позабавятся и наделят страну (мало ей своих нужд) теми дарами, которые подобны невыводимым грибковым очажкам на коже? Не нравится это сравнение, найдите другое. Главное — неуничтожимость материи (или реальности, которую Игорь Шестков извлекает из «кокона времени»).

«Вспоминается деревня Красново» (рассказ «Под Москвой»). Брежневские времена, дом отдыха. «Чиновничьи и профессорские жены с отпрысками даже не подозревали, как их ненавидели официантки, повара, горничные, да и вся огромная деревня Красново, в которой не было ни одного не сидевшего хотя бы раз в тюрьме главы семьи». Однако, отмечает автор, дом отдыха был для деревенских кормушкой — «русская деревня всегда жила не только тяжелым трудом, но и попрошайничеством и разбоем».

Отдыхающим не приходит в голову, что таскать для них тяжеленные подносы — работа адская. Но насколько сами жители деревни сострадательны к кому-либо? Сцена, которую, разумеется, назовут «грубо натуралистической», оказывается одновременно и пиком и бездной, уходящими за пределы вопросов о человеческих чувствах. Автор, однако, вправе разделить с нами переживаемое в полной мере.

«Я гулял в лесу один, просто так, без цели. Мечтал. Вдруг я заметил что-то движущееся метрах в двадцати от меня … Одетый в ватник на голое тело пастух петушил деревенского дурачка Фофана, сына Настюшки (несчастной официантки, страдающей неизлечимой болезнью — И.Г.) В руках у Фофана была веревка, перекинутая через сук сухого дерева. На другом конце веревки болтался … кот, под которым тлел костер. Пастух напевал что-то осипшим голосом, его худой оголенный зад дергался быстро-быстро. Фофан держал веревку двумя руками, дергал ее и ржал как конь…»

— Небо, оборони Африку! — мысленно воскликнешь ещё не один раз, читая бьющую по нервам не сказать чтобы экзотикой «Африку» Игоря Шесткова, воспроизведшего «грязную деревню Красново и вонючее зеленое Можайское море» вкупе с прочими прелестями — словно чтобы обдать вас душем воспоминаний и кошмарных ассоциаций. После душа как-то острее воспринимаются похабные судилища, испражнение власти на головы масс и иное подобное, что свойственно Расее простецов так, как Африке свойствен цвет кожи большинства её жителей. Будучи далеко и от РФ и от Африки, думаешь о людях, близких по мировосприятию и духу и пребывающих там, где влюблённая пара, идя к себе домой, средь бела дня оказывается во власти подонков — и это заурядно и обыкновенно (рассказ «Тараканы»). Тамошняя повседневность говорит устами избитого до умопомешательства человека: «Проснулся я от острой боли. Кто-то наступил сапогом на мой живот. Потом расслышал крики: „Что, пидарасы. Разнежились. Черножопые козлы!“ … Я увидел над собой потное, тупое, искореженное от бешенства лицо милиционера. Он ударил меня дубинкой по голове» (рассказ «Любовь Миши Сироткина»).

Может ли вызволить из этого мира устремление к своей собственной Африке? «Да» и «нет» накаляют и явно и подспудно едва ли не каждую вещь Игоря Шесткова. Отъезд из страны стал для него событием непреходящего осмысления, словно «внутреннее время — остановилось. И пространство сворачивается за твоей спиной». Это из рассказа, о котором я уже говорил: «Город К.». Характерно, что вещь, помогая оценить и все остальные рассказы, оканчивается словами об освобождении «от фантомов государства, национальности, религии».

Германский философ сказал, что свобода сознания позволяет вскрывать орехи действительности, не церемонясь со скорлупой. Но обычно со скорлупой очень даже церемонятся. Немало лет Центральноафриканской республикой правил президент, а затем самозваный император Бокасса, которого радушно принимали первые лица западноевропейских стран, он же все эти годы у себя дома лакомился человеческим мясом. Настало, однако, время, и всему свету были представлены свидетельства… У Игоря Шесткова в рассказе «Африка» упоминается, что Брежнев числил Бокассу в друзьях, что того навещал маршал Гречко. «Бокассо, говорят, ему девственниц со всей страны собирал…»

Ассоциации! Под скорлупой обнаруживается иная фигурка, в её раннюю пору она побывала в роли Фофана, потом была вознесена высоко-высоко. Встречается с главами государств и у них дома, и у себя. Отправляясь с гостями на рыбалку, оголяется, являя взорам отнюдь не рельефную мускулатуру, а рыхловатый торс, обычный для обладателя, которому хорошо за пятьдесят. Объявленный (объявивший себя?) национальным лидером Путин видит страну своей добычей, каковой собрался вкусно кормиться до конца дней. Меж тем в туманце грядущего поджидают свидетельства о том, как к державной персоне доставлялись мальчики… И жалки же те, кто гордится таким правителем, тупо внушая себе, будто они «выше» чернокожих африканцев.

Персонажи рассказа «Африка» собираются убивать пигмеев. Прототипы этих персонажей в путинской России убивают «неместных». Африка, солнце над которой — «черный котел»?.. Если проще, перед нами нормальная деревня Красново (Путино?) под нормальным солнышком.