захватило Коннора целиком. Честное слово, он начинал верить, что невыносимое ожидание того стоило.
Но теперь он не мог ждать. Ни тело, ни ум больше не желали повиноваться ему и не позволяли тратить зря ни минуты.
Коннор точно знал – Бренна еще удивит его. Так и случилось. Он попросил ее оторваться от созерцания его шеи и поднять лицо. Она с трогательной безропотностью подчинилась. Коннор объяснил, что хочет ее поцеловать, и она не противилась, но губы ее были крепко сжаты, и он начал нежно уговаривать ее расслабиться. Ему пришлось объяснять ей, что она должна делать при поцелуе. Но когда он велел ей открыть рот, она взглянула на него так, будто не сомневалась, что муж сошел с ума. Она не могла понять, зачем это нужно. И только когда он повторил, она уступила – приоткрыла рот.
Коннор поцеловал ее так, как ему и хотелось с того момента, когда он увидел ее сегодня. Его язык быстро двигался в сладком теплом пространстве ее рта, что оказалось гораздо приятнее, чем в мечтах. Господи, как ему нравилось ее целовать!
Ей это тоже понравилось. Она обвила его шею руками и принялась гладить – сперва робко, потом смелее, ласки ее становились все более страстными в предвкушении огромного чувственного удовольствия.
Дрожа, Бренна все теснее прижималась к Коннору. Велико было искушение овладеть ею немедленно. Он призвал на помощь всю свою волю, чтобы сдержаться, – если он сделает это сейчас, то вышибет из нее весь дух и ей будет больнее, чем может быть. Она еще не готова, Коннор это чувствовал. Но она будет готова, пообещал он себе, даже если для этого понадобится время, а неистовая страсть разорвет его.
Он должен был быть терпеливым и сдержанным, чтобы помочь ей преодолеть страх перед предстоящим. Он старался успокоить и отвлечь ее нежными ласками, понимая, что, только когда у нее возникнет ответное желание и она не станет сопротивляться ему, она не испытает неприятных ощущений. Все больше увлекаясь, он не отрывал своего жаркого рта от сладких подрагивающих губ Бренны. Он уже ничего не чувствовал, кроме всепоглощающего желания овладеть ею, и с каждым поцелуем оно становилось все более жгучим.
Бренна начала тихо постанывать, и тогда он почувствовал, что страсть его вот-вот достигнет вершины. Не давая ей опомниться, он подхватил ее на руки и понес на ложе под соснами.
Он пытался быть нежным, насколько он мог представлять себе, что такое нежность, и при этом не забывать, какой он тяжелый. Чтобы не раздавить ее, он решил держаться на руках. Коннор накрыл ее своим телом, и по нему волной прокатилась дрожь. О Боже, какой от нее исходит аромат и как ловко лежит она в его объятиях! Он уткнулся лицом в шею Бренны, глубоко вдохнул ее пьянящий запах и громко застонал в экстазе.
Бренна была полностью во власти новых ощущений. Думая только о том, что ее ждет безумная боль, она и не предполагала, что ей понравится то, что с ней сейчас происходит. Ею постепенно овладевала жажда неземного удовольствия. Ее тело требовало этого удовольствия со все возрастающей страстью. Она недоумевала: как такое могло случиться с ней? Она не знала, нравится ли все это Коннору, и терялась в догадках. Бренна даже собиралась спросить его, что она может сделать для него, чтобы ему стало так же хорошо, как и ей.
Но когда она ощутила над собой его тело, думать было уже невозможно. Он шептал ей в ухо слова, которых она никогда прежде не слышала и от которых ее желание становилось все нестерпимее.
Она чувствовала его руки на своем теле, казалось, они были повсюду. Наверное, она не должна позволять ему прикасаться к своей груди; надо сказать Коннору, чтобы он немедленно перестал, но вместо этого Бренна всем телом выгибалась ему навстречу, подсказывая, что она хочет его ласк еще и еще.
Она попыталась было остановить его руку, устремившуюся к ее бедрам, но он не обратил никакого внимания на эту последнюю попытку слабого сопротивления – он хотел узнать, готова ли она его принять. Как только он ощутит ее влагу, он сразу ринется вперед, подчиняясь требованию плоти.
Он стремительно, одним глубоким толчком вторгся в ее тело.
Она вскрикнула, ощутив мгновенную острую боль. Ее крик эхом разнесся в соснах, и только тогда он заставил себя остановиться, дать ей время унять боль. Он не смог сдержать стон мужского удовлетворения, или это был не стон, а крик? Он был настолько потрясен ею, что ничего не соображал. Сейчас он мог только чувствовать. Он был на небесах, он блаженствовал! Каждое испытанное им ощущение было верхом совершенства и новизны. Впервые с тех пор, как он узнал женщину, Коннор понял, что такое страсть.
Боль пронзила Бренну, и она принялась бороться с ним, требуя прекратить. Она даже заплакала, но, когда он издал вопль и затих, она растерялась, не в силах понять, зол он или разочарован.
Наконец до Коннора дошло, что она плачет. Он тут же остановился и попытался успокоить ее:
– Все будет хорошо. Боль пройдет.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю.
Он говорил так уверенно, что Бренна решила не спорить.
К тому же первая острая боль прошла. То, что он делал сейчас, пока еще не очень нравилось ей, но появилась надежда, что, как только он кончит, боль пройдет. Она собралась попросить его поторопиться, но он снова поцеловал ее, догадавшись, что ей больше нравятся поцелуи, чем разговоры.
Он продолжал нежно поглаживать и целовать ее, пока не почувствовал, что ее рука, впившаяся в него, расслабилась.
Потом Коннор снова стал двигаться, но медленно, обещая себе, что, как только она попросит, он сразу остановится. Даже если это убьет его.
Но вместо того чтобы бороться с ним или чего-то от него требовать, она обняла его за шею. Ему хотелось, чтобы жена не просто терпела его, а тоже испытывала к нему страсть, и он старался разжечь ее. Между горячими поцелуями он бессвязно шептал ей ласковые слова, в большинстве своем бессмысленные, но, кажется, Бренна ничего не имела против. Его терпение было вознаграждено – она тоже начала двигаться под ним.
Коннор приподнялся на руках, желая заглянуть ей в глаза. Они еще были полны слез, но это уже были слезы страсти. Или ему показалось?
Он надеялся, что нет. Коннор не хотел причинять ей боль. Он еще раз поклялся самому себе, что прекратит все, как только ей станет больно. Хотя трудно было представить, как он сможет прерваться.
– Мне остановиться? – хриплым от переполнявших его чувств голосом спросил он.
Голос был сердитый. Она посмотрела на него и увидела над собой его окаменевший подбородок, капли пота на лбу. Боже, она снова делает что-то не так? Но она с трудом могла думать об этом, внутри нее что-то нарастало, доселе неведомое, но удивительно приятное; она задвигалась под ним, подняла колени, чтобы он еще глубже вошел в нее, и почувствовала внутри какой-то взрыв, от которого ощутила сладостный прилив удовольствия. Не удержавшись, она снова стала двигаться.
Он издал стон, похожий на рычание.
– Я рассердила тебя? – прошептала она. Он покачал головой и еще раз повторил:
– Ты хочешь, чтобы я прекратил?
– Нет, – сказала она.
Он медленно вышел из нее, улыбаясь, потому что инстинктивно она сжала его ногами, пытаясь удержать. И тогда он начал снова, наблюдая за ее лицом, чтобы уловить первые признаки неудовольствия.
Бренна крепко зажмурилась, испустила легкий стон и попросила его продолжать.
Только этого Коннор и ждал. Он буквально летал над ней, его удары становились все глубже и сильнее. О Боже, как ему нравилось, что она так тесно прижимается к нему и так стонет!
Он знал, что произойдет: очень скоро она вся будет принадлежать ему – телом, умом, сердцем.
Он будет доволен. Удовлетворен. Как всегда.
Коннор двигался без остановки, Бренна извивалась в его руках, выгибалась ему навстречу, приподнимала бедра, а он становился все настойчивее.
Она же, забыв обо всем, царапала его спину, вскрикивая от удовольствия и тем самым давая ему понять, как ей нравится то, что он делает.
– О Боже!
