возможность повторения эпизода с саксонской забастовкой, иначе говоря, покончить с фрондировавшими элементами, лидером которых был О. Штрассер. Позиция последних была слаба, ибо они пытались соединить несоединимое: фашистскую идеологию, непримиримую вражду к организованному рабочему движению с борьбой против засилья крупного капитала. В мае 1930 г. в ходе двухдневных бесед О. Штрассера с фюрером выяснилась несовместимость их точек зрения. Высказывания последнего во время этих бесед, не предназначавшиеся, естественно, для печати, дают много для понимания существа политики нацистов. Так, на вопрос Штрассера, что он сделает с фирмой Круппа, когда придет к власти, останется ли все по-прежнему, Гитлер ответил: «Само собой разумеется. Неужели вы полагаете, что я стремлюсь уничтожить германскую тяжелую промышленность?» Он сказал далее: «Предприниматель, на котором лежит ответственность за производство, обеспечивает тем самым пропитание рабочему... Наши предприниматели обязаны своим положением своим способностям. Этот отбор, лишь подтверждающий их принадлежность к высшей расе, дает им право руководить». Еще более откровенно Гитлер высказался в беседах с главным редактором газеты Народной партии «Ляйпцигер нойесте нахрихтен» Г. Брейтингом, состоявшихся в мае—июне 1931 г.: «Огосударствление в программе НСДАП вовсе не означает, что соответствующие предприятия должны, а то, что они могут быть социализированы. Вы поймете, что я не могу выступить с этим на народном собрании Здесь же мы находимся в среде порядочных людей».
Уйдя спустя некоторое время из партии, О. Штрассер обнародовал содержание своих бесед с фюрером, чем вызвал недовольство многих рядовых членов и сторонников гитлеровской партии. Уже сближение с традиционным оплотом реакции — Национальной партией — вызвало в нацистской среде, весьма разношерстной по составу, толки о том, что «партия меняет свой характер», что ее руководители «предают социалистические идеалы». Так говорили люди (их было немало в штурмовых отрядах), всерьез принимавшие нацистскую демагогию, закрывавшие прежде глаза на ее явную лживость. Они не могли знать, что Гитлер говорил «не для печати», на собраниях промышленников или просто в узком кругу, как это было, например, в редакции нацистской газеты в Итцехоэ, когда фюрер приехал в Шлезвиг хоронить двух штурмовиков. «Социализм, — воскликнул он, — это вообще неудачное слово. Почему вы так много пишете об этом?» Все эти факты, обнаруживавшие тесные связи фашистской верхушки с крупным капиталом, с самыми консервативными политическими силами, подогревали брожение, которое старались использовать в личных целях отдельные нацистские функционеры.
Летом 1930 г. во главе недовольных штурмовиков оказался командир штурмовых отрядов Восточной Германии Штеннес, возмущенный решением партийного руководства не выдвигать представителей командования CA кандидатами в рейхстаг. Можно полагать, однако, что Штеннеса интересовали не только бесплатный проездной билет и деньги, причитавшиеся депутату; он хотел добиться официального признания военизированного характера штурмовых отрядов. По мере углубления экономического кризиса все больше коричневорубашечников зависело от помощи, которую они могли получить из партийной кассы; однако имевшиеся средства расходовались преимущественно на ведение предвыборной кампании. И вот в разгар ее, в конце августа 1930 г., берлинские штурмовики возмутились. Появились листовки, в которых, в частности, говорилось: «Мы, пролетарские элементы движения, чрезвычайно довольны! Мы не останавливаемся ни перед чем, чтобы благоденствовали наши дорогие «вожди», доходы которых составляют от 2 до 5 тыс. марок в месяц. Мы были очень рады, узнав, что Гитлер приобрел новую автомашину марки «Мерседес» за 40 тыс. марок». Штурмовики требовали платы за охрану собраний, а когда это требование не было удовлетворено, отказались охранять нацистские митинги. Они были заменены эсэсовцами, но в ночь на 30 августа коричневорубашечники Берлина смяли посты СС, выставленные у здания столичной нацистской организации, и разгромили помещение. Гауляйтер Геббельс вызвал на помощь... полицию (что довольно показательно).
Узнав о бунте, Гитлер ринулся в Берлин, чтобы, по возможности, уменьшить влияние этого события на исход выборов. Фюрер ходил из кабачка в кабачок, где обычно проводили время коричневорубашечники, убеждал недовольных поверить ему и обещал материальную помощь. С невероятной поспешностью, уже 3 сентября, было опубликовано соответствующее распоряжение. Так удалось локализовать конфликт (правда, весной 1931 г. он вспыхнул вновь, но и тогда нацистские главари сумели выйти из положения, сочетая подавление с подкупом и запугиванием).
Последствием берлинских событий был уход в отставку командующего штурмовыми отрядами Пфефера; его функции принял на себя сам фюрер, а с начала 1931 г. командовать фактически вновь стал Рем, назначенный начальником штаба CA. Вывод, который сделала для себя фашистская верхушка, заключался в том, что следует еще более тщательно маскировать свою зависимость от крупного капитала, не отказываясь, однако, от социальной демагогии.
Косвенным следствием мятежа было окончательное отделение СС от штурмовых отрядов. Став самостоятельной силой, они приобретают в системе фашистских организаций все большее значение. Возникает и быстро расширяется «служба безопасности» (СД) — центр тотального шпионажа не только во вражеском лагере, но и в собственной партии и штурмовых отрядах. Начальник СД Гейдрих становится ближайшим сотрудником Гиммлера. К тому же времени относится создание в СС расового отдела во главе с В. Дарре, издается известный приказ о порядке женитьбы эсэсовцев, предусматривавший необходимость доказательства невестой своей расовой чистоты, а также ее медицинского освидетельствования на этот счет. СС должны были стать своего рода рассадником «чистопородных особей».
С каждым днем все более разнузданным становился фашистский террор, не встречавший серьезного отпора властей. По неполным данным, за время с августа 1929 по январь 1930 г. нацисты убили 12 человек и более 200 ранили. В 1930 г. фашистские бесчинства стали еще интенсивнее: только с апреля по июль был убит 21 антифашист, около 200 человек ранено. О том, как действовали нацистские головорезы, можно узнать из воспоминаний коричневорубашечника Ломана. Вот как он описывает появление эсэсовского подкрепления в момент одной из многочисленных в те времена схваток между нацистами и антифашистами: «Как косцы на хлебном поле, как нибелунги в стане гуннов, СС прокладывают себе путь по всей ширине зала. Даже нас продирает мороз по коже, когда до нас доносится свистящий звук мерно рассекающих воздух наплечных ремней».
Даже по признанию властей нацисты настойчиво «стремились организовывать столкновения с другими партиями». Описание одного из таких столкновений — на собрании в деревне Шнай (Верхняя Франкония), происшедшего в сентябре 1929 г., — как две капли воды похоже на описание таких же схваток, случившихся за 3, 5, 10 лет до того в самых разных местностях, в том числе довольно далеко отстоявших от Баварии. Повсюду «почерк» фашистов был один и тот же: небывалая жестокость, использование в драках любых предметов — кирпичей, чугунных печных дверок, увесистых пивных кружек и т.п. И так нацисты действовали повсюду.
Практически буквально претворилось в жизнь «обещание» Гитлера, данное им после инцидента, который произошел в ходе одного из собраний конкурировавшей с нацистами организации (тогда их действия принесли гитлеровцам некоторые осложнения): «Национал-социалистическое движение будет и впредь безжалостно преодолевать — в случае необходимости силой — попытки провести митинги или выступления, которые могут неблагоприятно влиять на сознание наших соотечественников». Фюрер присвоил себе право решать, о чем можно ставить немцев в известность и чего сообщать им не следует.
Эскалация террора закономерно сочеталась с дальнейшим усилением пропаганды. Одной из главных ее особенностей была дифференцированность подхода к различным общественным группам; фашистская пропаганда ловко учитывала наболевшие нужды каждой из них. Нацисты не скупились на фантастические обещания всяческих благ в случае своего прихода к власти, вопиюще противоречившие друг другу. Так, выступая в городах, они требовали понижения цен на продукты, а в деревне выдавали себя за сторонников радикальных мер в пользу крестьян. Но это мог увидеть лишь тот, кто был способен сравнивать и анализировать заявления фашистских пропагандистов. Сотни же тысяч, миллионы отчаявшихся людей попадали в сети фашистской демагогии, дававшей предельно простое объяснение всем бедам: «перенаселенность», мнимый недостаток «жизненного пространства», «процентное рабство», «еврейский заговор» и т.п. Чтобы понять всю лживость такого объяснения причин ужасающего положения народных масс, необходим был определенный уровень политического сознания. Фашистская пропаганда, как уже было показано, с самого начала ориентировалась на низкий уровень сознания, она умело использовала внешнее правдоподобие преподносимых ею измышлений в сочетании с массированностью и
