Миссис Ибрайт вгляделась и сказала, что да, она видит.
- Ну вот ступайте за ним следом и не ошибетесь. Он как раз туда идет.
Она пошла за этим человеком. Он весь был коричневатого цвета и не больше отличался от окружающего ландшафта, чем зеленая гусеница от листка, которым кормится. Он шел быстрее миссис Ибрайт, но она наверстывала, когда он останавливался, а это случалось всякий раз, как он проходил мимо зарослей ежевики, - и не теряла его из виду. Потом, проходя, в свою очередь, мимо таких мест, она видела на земле с полдесятка длинных и гибких плетей ежевики, которые он, очевидно, срезал во время своей остановки и аккуратно сложил возле тропы. Ясно, что он предназначал их для скрепления вязанок дрока и намеревался прихватить на обратном пути.
Это молчаливое существо, занятое своими мелкими хлопотами, казалось, значило в жизни не больше, чем насекомое. Казалось, это какой-то паразит пустоши, разъедающий потихоньку ее поверхность, как моль разъедает одежду, погрязший в возне с ее растениями, не знающий ничего на свете, кроме папоротников, дрока, вереска, лишайников и мха.
Сборщик дрока был так поглощен своими делами, что ни разу не обернулся, и его фигура в кожаных поножах и перчатках под конец стала представляться ей чем-то вроде движущегося дорожного столба, указывающего ей путь. Но неожиданно она вновь ощутила его как личность, заметив какую-то особенность его походки. Эту походку она уже где-то видела - и поступь обличила человека, так же как поступь Ахимааса на дальней равнине выдала его царской страже[25]. 'У него походка точь-в-точь как была у моего мужа', - сказала она, и тут ее осенило: этот сборщик дрока был ее сын.
Ей трудно было освоиться с этой странной действительностью. Она знала от охряника, что Клайм в последнее время занялся резкой дрока, но думала, что он делает это кое-когда, больше для развлеченья, а сейчас перед ней был настоящий сборщик дрока, в одежде, привычной для этого ремесла, думающий привычные для этого ремесла мысли, если судить по его движеньям. Лихорадочно перебирая в уме десяток поспешных планов, как немедля избавить его и Юстасию от такого образа жизни, она с бьющимся сердцем шла за ним и увидела, как он вошел в собственную дверь.
По одну сторону от дома Клайма был пригорок и на нем кучка сосен, которые так высоко уходили в небо, что их кроны издали казались темным пятном, повисшим над вершиною холма. Подходя к этому месту, миссис Ибрайт почувствовала слабость - от волнения, усталости, нездоровья. Она поднялась на пригорок и села в тени сосен - отдохнуть и подумать, как лучше начать разговор с Юстасией, чтобы не раздражить эту женщину, у которой под внешней томностью таились страсти, более сильные и неукротимые, чем даже у нее самой.
Деревья, под которыми она сидела, были до странности избиты и потрепаны, грубы и дики, и на несколько минут миссис Ибрайт отвлеклась от мысли о своей поломанной бурей судьбы и вгляделась в следы подобных же передряг на них. У всех девяти деревьев не нашлось бы одной целой ветки все были изодраны, обкорнаны, изуродованы жестокой непогодой, которой они бывали отданы в полную власть, когда она бушевала. Иные деревья были обожжены и расщеплены, словно молнией, на стволах виднелись черные пятна, как от огня, а земля у их подножья была завалена мертвой хвоей и сухими шишками, сбитыми во время бурь прошлых лет. Место это называлось Дьяволовы мехи, и достаточно было побывать здесь в мартовскую или ноябрьскую ночь, чтобы попять причину такого наименования. Даже теперь, в эти знойные послеполуденные часы, когда ветра, казалось, вовсе не было, в кронах сосен не умолкало протяжное стенанье, и не верилось, что этот звук вызван всего лишь движением воздуха.
Она просидела здесь минут двадцать или больше, прежде чем собралась с духом спуститься к дому, так как мужество ее было сведено почти на нет телесным изнеможением. Всякой другой, кроме матери, могло показаться унизительным, что она, старшая по возрасту, первая делает шаг к примирению. Но миссис Ибрайт давно уже все это взвесила и теперь думала только о том, как сделать, чтобы Юстасия в этой уступчивости увидела не малодушие, а мудрость.
Отсюда - сверху - ей был виден задний скат крыши, сад и вся ограда этой крохотной усадьбы. И в ту минуту, когда она уже собиралась встать, она заметила, что к калитке подошел какой-то мужчина. Он держался несколько странно, нерешительно, не так, как человек, пришедший по делу или по приглашению. Он с любопытством оглядел дом с фасада, потом обогнул его и принялся рассматривать дом и сад сзади, как если бы это было место рождения Шекспира, тюрьма Марии Стюарт или замок Угомон[26]. Завершив круг и снова оказавшись перед калиткой, он вошел в нее. Это раздосадовало миссис Ибрайт, так как она надеялась застать сына и его жену одних; но минутное размышление убедило ее в том, что так даже лучше, - присутствие постороннего и необходимость вести разговор на общие темы сгладит неловкость первых минут ее появления в доме и даст ей время освоиться. Она спустилась к калитке и заглянула в разогретый солнцем сад.
На дорожке спала кошка, растянувшись прямо на голом гравии, как будто на постели, - пледы и коврики были в такую жару непереносны. Листья штокрозы обвисли, словно полу закрытые зонтики, сок, казалось, закипал в стеблях, а листья с гладкой поверхностью сверкали, словно металлические зеркала. Небольшая яблонька - какой-то ранний сорт - была посажена возле самой калитки, и только одна она благоденствовала в этом саду по причине легкой почвы; и среди падалицы на земле под яблоней валялись осы, опьяневшие от сока, или ползали вокруг маленьких пещер, которые они выгрызли в мякоти плодов, прежде чем впали в оцепенение от их сладости. У дверей в дом лежал серп Клайма и последние пять-шесть плетей ежевики, которые он собирал на глазах у миссис Ибрайт; ясно было, что он сам бросил все это здесь, входя в дом.
ГЛАВА VI
СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Как уже сказано, Уайлдив решил посетить Юстасию - посетить смело, днем, в качестве родственника. Охряник выследил его и испортил ему ночные прогулки и мечты о тайном свидании. Но совсем отказаться от надежды повидать Юстасию после того танца при лунном свете, когда она его вновь околдовала, для такого человека, как Уайлдив, без твердой пуританской основы в душе, было, конечно, немыслимо. Он так задумал свое посещение: он зайдет к ним, самым обыкновенным образом встретится с ней и ее мужем, поболтает с ними о том о сем и уйдет. По внешности все будет совершенно обыденно, но главного он достигнет: повидает ее. Он даже не стремился застать Юстасию одну, в отсутствие Клайма; ведь каковы бы ни были ее чувства к нему, Уайлдиву, она, пожалуй, будет недовольна, если создастся положение, которое может бросить хоть малейшую тень на ее достоинство как супруги. Женщины часто таковы.
Сказано - сделано: он пошел. И случилось так, что момент его прихода совпал с тем временем, когда миссис Ибрайт села отдохнуть на пригорке. Обойдя и оглядев усадьбу со всех сторон, что она видела и отметила, он подошел к дому и постучал в дверь. Две-три минуты ожиданья, затем ключ повернулся в замке, дверь растворилась, и сама Юстасия стояла перед ним.
Никто бы не догадался по ее теперешнему обращению с Уайлдивом, что это та самая женщина, которая неделю назад кружилась вместе с ним в страстном танце, - разве только какой-нибудь мудрец, который проник бы под поверхность и измерил истинные глубины этого тихого потока.
- Надеюсь, вы благополучно добрались домой? - сказал Уайлдив.
- О да, - небрежно бросила она.
- И, наверно, чувствовали себя очень усталой на другой день? Я боялся, что так будет.
- Да, немножко. Да вы не старайтесь говорить тихо, никто нас не услышит. Моя девочка-служанка ушла в деревню по моему поручению.
- Значит, Клайма нет дома?
- Нет, он дома.
- А! Я подумал, может, вы заперли дверь, потому что вы одна и боитесь бродяг.
- Да нет - вот мой муж.
Они все еще стояли у входа. Затворив наружную дверь и повернув ключ в замке, как раньше, Юстасия распахнула дверь в соседнюю комнату и жестом пригласила Уайлдива войти. Он вошел. Комната, казалось, была пуста, но, сделав еще несколько шагов, он круто остановился. На коврике у камина лежал
