— Как ты, мой хороший?
— Нормально, — пожав плечами, ответил мальчик. Выйдя на крыльцо, он спросил: — А как ты?
— Не так чтобы очень.
Пауза затягивалась. Вероятно, Табита сильно страдала, но меня это совершенно не волновало. Я обняла Люка, положив руку на его плечо. Совершенно спокойно, без эмоций мальчик взглянул на мать.
— У нас в доме живут хорьки, — сообщил он.
— Правда? Как странно. Обычно ты держал мышей или опоссума.
— Их зовут Пип и Оливер. Но тетя Эван не позволяет их трогать.
Табита смутилась, не зная, что сказать.
— Она права. Животные могут быть заразными.
Люк ухватился за полу моей куртки:
— Я с тобой не пойду. Я останусь с тетей Эви.
Лицо Табиты побледнело как мел, даже ее прежде чувственные губы. Выражение, увидеть которое мне хотелось последние девять месяцев: стыд. Сцепив руки мертвой хваткой, она смотрела себе под ноги и беспомощно моргала. Я замерла, ни вздохом не выдавая облегчения.
Через минуту Табита справилась с собой.
— Все случившееся при нашей встрече… Когда я хотела забрать тебя с собой… — Она нервно сглотнула и, присев на корточки, посмотрела прямо в глаза сыну: — Все это ошибка. Я была не права. Прости.
Люк еще крепче прижался ко мне. Он ничего не ответил.
— Больше я так не сделаю.
Табита вопросительно посмотрела на меня. «Что теперь?» — застыл в ее глазах немой вопрос. Я молча стояла рядом с Люком.
— Брайан невиновен, — вдруг произнесла Табита. — Я могу доказать.
Пришлось разрешить ей войти.
— Рассказывай.
— Брайана сделали козлом отпущения. Пастора Пита убил кто-то еще, и предводители церкви это знают.
— Кто?
Табита заглянула в кухню:
— Можно поесть? Я очень голодная.
— У тебя дома полно консервов.
— Туда нельзя. За моим домом следят. Я ничего не ела со вчерашнего дня.
Табита на самом деле отощала и заметно побледнела. Под кожей отчетливо выступали ключицы. Я проводила ее на кухню.
Увидев клетку, она остановилась:
— О-о… Это те самые…
— Хорьки. Вопросов не задавай.
Получив тарелку с остатками позднего обеда, Табита набросилась на пищу. Затем переключилась на бутерброды и молоко. Держась на противоположном углу стола, Люк с осторожным любопытством следил за матерью.
Отправляя в рот куски, беглянка заметно дрожала.
— Наш рацион стал совсем скудным, особенно после смерти пастора Пита. Пищу брали из неприкосновенных запасов на всякий случай, чтобы ничем не отравиться. Правительство могло специально отравить воду и что-либо еще. Так говорила Шенил. Ничто не должно нарушить нашу боеготовность.
Тарелка опустела. Послюнив палец, Табита тщательно собрала все крошки.
— Скоро начнется война? — спросил Люк.
— Нет, — ответила я.
Мальчик посмотрел мне в глаза:
— Мой папа в тюрьме. Что же будут делать его авианосец и его эскадрилья?
Дотянувшись через стол, я взяла руку ребенка:
— Войны не будет. Люди часто про это говорят, но они сильно преувеличивают.
Щеки Табиты немного порозовели, и она предложила:
— Люк, можно, я включу тебе видео, а потом мы с тетей Эван поговорим?
— Ладно.
Проводив мать в комнату, мальчик показал место, где стоял видеомагнитофон. Оба — и мать, и ребенок — выглядели болезненно скованными. Нажав на пуск, Табита вернулась к кухонному столу.
— Как ты докажешь невиновность Брайана?
— Мне Пэкстон рассказал. — Она запустила руку в свои локоны. — Объяснить придется с самого начала. Готова?
— Не собираюсь тебя останавливать.
Глубоко вздохнув, она склонилась над поверхностью стола, словно для доверительной беседы:
— Шенил с трудом меня переваривала. Потому что она ненавидела Брайана. Ненавидела истерически, абсолютно. А я была его женой. — На лице Табиты мелькнула улыбка. — Конечно, вначале, когда я только вступила в церковь, она вела себя иначе. Шенил грела мысль, что я бросила Брайана. — Склонив голову набок, Табита спросила: — Ты ведь слышала, что она из Чайна-Лейк и знала Брайана еще со школы?
— Знаю.
— Она сообщила это сразу, в день, когда вместе с Шилох постучалась в мою дверь. «Ты ведь Делани?» — спросила она, сказав, что училась с моим мужем в одной школе. А когда узнала, что мы собираемся развестись, заявила: Брайан всегда был ничтожеством и она отлично меня понимает.
— Как это — постучалась в твою дверь?
— Они обходили всех соседей подряд. Евангелизация.
Какие соседи? Объяснение прозвучало по меньшей мере странно. Снова возникло ощущение, будто Шенил дирижировала событиями. Казалось, она постоянно кружила над моей семьей, как гриф- стервятник.
— Теперь, когда Брайана арестовали, ненависть Шенил обрушилась на меня, — продолжала Табита.
Враждебное отношение к Брайану оказалось лишь частью проблемы.
— Могла ли она ревновать из-за внимания, которое оказывал тебе пастор Пит?
Покраснев, Табита опустила глаза.
— Табита, у тебя с пастором Питом что-то было?
— Нет. — Она твердо посмотрела мне в глаза. — Совершенно ничего. Как ты могла подумать? Он был моим пастором.
Табита испытывала ко мне физическую неприязнь. Могла ли она в данной ситуации забыть о своих чувствах? Я так не думала. Табита или солгала, или смутилась от мысли, что я уловила их взаимную симпатию. И если между ними случилась близость, а Вайоминг страдал от бешенства — значит, теперь в опасности была сама Табита.
— Если это правда, ты должна мне сказать.
— Нет! Неужели люди так думают? Неужели Шенил так думает? — Прикрыв рукой рот, она издала глухой протяжный стон. — Вот оно почему…
— Что почему?
Табита закрыла лицо ладонями, словно от горя:
— Шенил сказала Пэкстону, что тот может взять меня себе после изгнания антихриста. — Табита потерла пальцами глаза. — «Сделай это, и она твоя, Айс». Так сказала Шенил. Пэкстон пялился на меня своими холодными глазами и, осмотрев с ног до головы, сказал так… — Подражая Исайе Пэкстону, Табита приосанилась и произнесла низким голосом: — «У нее широкие бедра, рожать будет»… Он так и сказал, этот прихвостень.
Я откинулась на спинку стула. Злоба, прозвучавшая в словах Табиты, казалась искренней.
