— Шенил не разрешила ему «пробовать» мои качества. Такой у них закон: пока не закончатся бедствия, никакого секса. Зато позволила меня осмотреть. — От волнения руки Табиты заходили ходуном. — Пэкстон отвел меня в свой трейлер и раздел, изучив до последнего дюйма. То есть до самого последнего… И он плевал на то, что сказала Шенил. Наоборот, он хотел сделать именно это… — В глазах Табиты заблестели слезы. — Я сопротивлялась, как могла, но в итоге Пэкстон оказался наверху. Он уже расстегивал штаны, когда я заявила, будто все еще не разошлась с Брайаном и не могу изменить мужу. — Слезы градом катились по ее щекам. — Тогда Айс ударил меня по щеке. Потом сказал, что наш брак, не освященный церковью, не брак вовсе, что я отступница и шлюха, а он мой господин и сам решает, каким будет его закон и порядок.
— Так он тебя?..
— Нет, ничего у него не вышло. — Прежде красивое лицо исказилось гримасой отвращения, черные глаза зло заблестели. — Кажется, если женщина сразу не подчиняется Пэкстону, он моментально спускает весь пар. Назвал меня сучкой-динамщицей, сказав: если не дам еще один раз, то накажет по-настоящему. А потом вышел, оставив меня одну. Вот и все. Наутро я сбежала.
Выждав паузу, я спросила:
— Что запланировано на ночь Хэллоуина?
— Не знаю. Меня не взяли в оперативный состав.
— Мне известно, что они скупали оружие.
Табита кивнула.
— Оружие с военной базы?
— Думаю, что кое-какое оттуда. — Она убрала падавшие на лицо локоны. — Смоллек все время твердил про опасность. Боялся нарваться на штыки охраны и, возможно, даже на огнеметы.
Ее самообладание нервировало больше остального. Стараясь справиться с собой, я тихо спросила:
— Что ты знаешь насчет биологического оружия?
— Все может быть. Шенил говорила про вариант, когда вирусы сбрасывают на тех, кто не спасется.
С дивана послышался голос Люка:
— Тетя Эви, можно сделать поп-корн?
— Конечно.
Я насыпала порцию, двигаясь механически, как робот. Табита сидела тихо, во все глаза глядя на Люка.
— Я пойду в туалет, — сказал мальчик.
Люк вышел, и взгляд матери не отрываясь сопроводил его до двери. Стоя возле микроволновки, я слушала, как в печи шкварчат и потрескивают кукурузные зерна.
— Ладно. А что еще говорил Пэкстон насчет виновности Брайана?
Взяв со стола салфетку, Табита высморкалась.
— Вчера вечером он заявил: если я не отдамся, то окажусь проклятой за убийство пастора Пита. Я возразила ему — ведь виновен Брайан. И Пэкстон выдал следующее: «Брайан виновен потому, что виновны военные. Отказав мне, ты сама окажешься на стороне врага, так что разделишь его вину».
— Брайан виновен потому, что виновны военные?
— Да, он так и сказал.
— Что имел в виду Пэкстон?
— Не важно, кто именно выстрелил.
Мое сердце учащенно забилось:
— А он знает, кто выстрелил?
Мы услышали звук сливаемой в туалете воды. Табита заторопилась:
— Короче, пока он не вернулся. Есть что-то еще. Шенил не рассчитывала использовать меня. Имелись планы насчет Люка.
— Какие еще планы?
— Точно не знаю. Шенил питала к нему какое-то… особое отношение. Это страшно.
Вернувшись, Люк махнул рукой в сторону входной двери:
— Я слышал странные звуки там, снаружи.
— Ты всегда слышишь странные звуки. Там пустырь и никого нет, — сказала Табита.
Шестилетний мальчик знает, что такое снисходительность. Насупившись, Люк продолжал указывать на дверь.
— Пойду-ка взгляну, — сказала я.
Пискнула микроволновка. Табита вынула готовый поп-корн.
Люк вытащил меня в комнату для гостей:
— Не включай свет. Оно может убежать. Звук шел оттуда, из кустов.
— И на что он похож?
— На то, что в кустах кто-то есть.
Ну да, конечно…
Я прислушалась. Ничего.
— Просто жди, — сказал Люк.
Мы сели на кровать и уставились в темное окно. Было слышно, как по вершинам сосен гуляет ветер, раскачивая кусты. В основном я лишь чувствовала рядом с собой теплоту и энергию ребенка. Волосы Люка отсвечивали подлунным светом, падавшим на нас из окна. От него пахло чем-то мягким, непередаваемо детским.
Вдруг он поднял палец:
— Вот оно.
В кустах скользнула бесформенная тень, темная на темном фоне. Не имевшая веса и четкого объема, она на мгновение приняла очертания человеческого тела. Блеснул металл, направленный вверх.
Человек с ружьем. Адреналин тут же подскочил до предела.
На секунду я помертвела, отдавшись панике. Затем приказала Люку:
— Марш с кровати. На пол.
Услышав металл в голосе, Люк нырнул вниз. В лунном свете передо мной мелькнули его широко раскрытые глаза и дырка на месте выпавшего зуба. Положив мальчика на пол, я прижала его рукой — крепко, как могла.
— Тетя Эви, ты дрожишь.
«Оставшиеся». Они выследили Табиту. Собираются вернуть ее. Или убить. У меня перехватило дыхание. Потому что в противном случае они пришли за Люком. Если Табита не покинула церковь, то могла служить им прикрытием, отвлекая внимание. Так или иначе, я сама ее впустила, не позаботившись о безопасности. Сюжет, очевидный до идиотизма.
«Думай!»
Нужно позвонить в полицию. Но в комнате для гостей нет телефона. Позвонить я могла из кухни, и, если Табита пришла за Люком, этот звонок мог оказаться роковым. Звонить придется из спальни Джесси.
И еще я понимала: полиция не сможет приехать достаточно быстро. Вооруженные люди находились около дома, Табита — внутри. Нужно вывести Люка. И убраться отсюда.
Люк сказал слабым голоском:
— Мне страшно.
— Держись за мою руку.
Машина Табиты, запаркованная на самом проезде, блокировала мой «эксплорер». Уходить пришлось бы пешком, чтобы, перебравшись к соседям, укрыться у них до приезда полиции. Розенберги жили за деревьями, в каких-то восьмидесяти ярдах. Требовалось всего лишь преодолеть это расстояние. Одна незадача: дом Джесси, построенный так, чтобы обеспечить вид на все триста шестьдесят градусов, состоял в основном из стекла. И я не закрыла жалюзи. Снаружи просматривались спальни, гостиная, кухня и даже тонкие декоративные панели у самой входной двери. Выйдя из темной гостевой комнаты, мы с Люком
