Она прихорошилась перед зеркалом и отложила его.
– Грейдон, об этом размышляли издавна. Часто я спрашиваю себя: «Что есть я, Адана?» – и никогда не нахожу ответа. Никто из моих предков ни разу не вернулся, чтобы поговорить со мной, и никто из Старой Расы. Разве не странно, что если за этой жизнью следует другая жизнь, то почему ни любовь, ни горе, ни сила разума, ни сострадание не могут перекинуть мост через разделяющую их пропасть? Подумайте о бесчисленных миллионах, умерших с тех пор, как человек стал человеком. Среди них были исследователи дальних рубежей, бросавшие вызов неизвестным опасностям, чтобы вернуться с известиями об удаленных странах. Были великие авантюристы и искусные хитрецы; и мудрецы, которые искали истину не для самих себя, а чтобы распространить ее среди своего народа; мужчины и женщины, любившие так сильно, что им казалось, что они могут проломить любую преграду, вернуться и сказать: «Смотри, я существую! Не горюй больше»; были пылкие священники. Огонь их веры сиял, словно маяк для их паствы. Если бы они могли вернуться и сказать: «Смотрите, то, что я говорил вам, была правда. Более не сомневайтесь, сострадательные люди, чье призвание – облегчать ношу, утешать страдание.» Почему они не вернулись, восклицая: «Смерти не существует!» От всех них не донеслось ни слова. Почему они молчали и молчат? Однако, это ничего не доказывает. Если бы доказывало, мы были бы избавлены от мучительных дум. Но это ничего не доказывает, потому что, видите ли, Грейдон, мы вращаемся вокруг нашего Солнца, а оно – одна из множества звезд, обладающих собственными вращающимися вокруг них мирами, а за этой вселенной – другие скопления солнц, мчащиеся, как и наше, сквозь космическое пространство. Не может быть, чтобы Земля была единственной во всех вселенных планетой, на которой существует жизнь. Если рассмотреть это во времени – планеты, обладающие жизнью, должны существовать как в неопределенно далеком прошлом, так и в неопределенно далеком будущем. Да, но за все прошедшие неисчислимые тысячелетия ни один пришедший из другого мира корабль не бросил якорь на нашем, ни один аргонавт не проплыл между звездами, возвещая, что жизнь – везде. Разве у нас больше доказательств, что в этих видимых нами галактиках существует жизнь, чем что она продолжает существовать в каком-то таинственном невидимом мире, а смерть – лишь ведущая туда дверь? Но ваши мудрецы, отрицающие загробную жизнь, поскольку никто оттуда не вернулся, не стали бы отрицать жизнь на других планетах из-за того, что никто с далеких звездных берегов не пришел к нам. Они говорят, что о загробной жизни ничего не известно, ну так ничего не известно и о других планетах! И все же, если есть то, что вы называете душой, то откуда она появляется и когда и как попадает в наше тело? Были ли обезьяноподобные создания теми, с кого началось возникновение души, или первыми были те ваши предки, которые выползли на четвереньках из океана, где они жили раньше? Когда впервые появилась душа? Есть ли она только у человека? Есть ли она в женской яйцеклетке или в семени мужчины, или в незавершенном виде в них обоих? Если нет – когда она попадает в матку матери? Или ее вызывает первый крик новорожденного младенца? Вызывает – откуда?
– Время безмятежно и неторопливо стремит свой поток, словно могучая река, – сказал Властитель Глупости. – Поток пересекает трещины, откуда поднимаются пузыри. Это есть жизнь. Некоторые пузыри плывут по поверхности чуть дольше других. Некоторые пузыри большие, а некоторые – маленькие. Пузыри всплывают и лопаются. Высвобождают ли они, взрываясь, некую бессмертную сущность? Кто знает?
Женщина-змея снова посмотрелась в серебряное зеркало.
– Что касается меня, то я не знаю, – деловито сказала она, – Суарра, дитя мое, ты великолепно причесала меня. И хватит рассуждений. Я – существо практичное. То, о чем нам следует побеспокоиться в первую очередь, – это не дать Нимиру и Лантлу взорвать пузыри, которыми являемся мы сами.
– Есть одно, чего я опасаюсь: что Нимир устремит свои помысли на орудия власти и могущества, которые находятся в той пещере, где оставлено судно, найдет способ овладеть ими. Поэтому вам, Суарра и Грейдон, придется сегодня вечером пойти туда. Возьмите с собой пятьдесят эмеров, чтобы принести мне то, что я хочу забрать из этой пещеры. Далее. Есть еще кое-что, что вы должны будете сделать в этой пещере, а затем быстро вернуться обратно. Грейдон, встаньте с этого куба.
Грейдон повиновался. Мать Змей открыла ящик и вынула оттуда толстый, выточенный из кристалла стержень, длиною в ярд. Стержень был, по-видимому, полый: внутри него пульсировала узкая полоса фиолетового пламени.
– Это, Грейдон, я дам вам, когда вы отправитесь в путь, – сказала она. – Обращайтесь с ним осторожно, поскольку от него могут зависеть жизни всех нас. После того, как эмеры возьмут груз и выйдут из пещеры, вы сделаете с ним то, что я вскоре вам покажу. Суарра, на корабле есть маленький ящик. Я покажу тебе, где он находится. Ты должна будешь принести его мне. До того, как вы поместите стержень на место, возьмите из древних сокровищ все, что вам понравится, но не мешкайте.
Она нахмурилась, глядя на бьющееся пламя.
– Мне поистине жаль! Но пусть сейчас большая утрата, чем позднее – утрата во много крат большая. Суарра, дитя мое, следуй за моим взглядом.
Девушка выступила вперед и встала в ожидании рядом с Матерью. Она была спокойна, и это говорило о том, что она не в первый раз предпринимает подобное путешествие. Женщина-змея также, как раньше с Грейдоном, приложила ладонь к ее лбу. Она на долгие минуты задержала ладонь, потом убрала руку. Суарра улыбнулась ей и кивнула.
– Ты видела! Ты точно знаешь, чего я хочу! Ты будешь помнить!
Это были не вопросы. Это были команды!
– Я видела. Я знаю. Я буду помнить, – ответила Суарра.
– Теперь, Грейдон – вы, чтобы не произошло ошибки, и чтобы вы смогли сделать свое дело вместе и быстро.
Мать коснулась его лба. Со скоростью мысли Грейдон снова оказался в пещере.
Один за другим вспыхивали в сумраке предметы, которые хотела получить Мать.
Грейдон точно знал, где находится каждый из них и как добраться к нему. Знал так, что забыть было невозможно.
Сейчас он находился на корабле в богато обставленной каюте и видел маленький ящик, который должна будет взять Суарра. А теперь он стоял со странным приспособлением – какой-то серебристый металл и кристаллы. Формой аппарат походил на огромную, имеющую толстое дно чашу.
Вокруг обода чаши были шары, похожие на те, что в систруме, но в десять раз большие. Шары не трепетали, словно капли ртути. Это были неподвижные шары. Внутри кристалла, образующего корпус чаши, лежало озерцо фиолетового пламени. Оно тоже было неподвижным: не пульсировало, как пламя, заключенное в жезле. Вглядевшись внимательнее, Грейдон увидел, что чаша накрыта крышкой из какого-то прозрачного, словно воздух, материала и что под этой крышкой озерцо пламени находится, как в плену. Точно в центре чаши, утопая в пламени, был установлен полый металлический цилиндр. Перед глазами
