— Ниче, — проворчал в ответ Малышев. — Парой-тройкой оплеух и не убьют, и не покалечат. Зато в другой раз умнее будет.
— Ему ж не в разведку, — резонно остудил праведное негодование командира Телегин. — А в небе другие законы. Негде было Сереге учиться.
— Тем более, пусть пользуется случаем.
А Отто Рондельман уже сдерживался с трудом.
— Ты меня слышишь, идиот?! Имя, фамилия? Какая часть? Что ты здесь делаешь? Где твое оружие? Отвечать!
Возможно, Колесников и уклонился бы от удара, но это не входило в его роль. А вот упасть, как подкошенный он вполне мог. Что и не преминул, довольно мастерски, тут же проделать. Не ожидавший такого эффекта от зуботычины, обершарфюрер даже посмотрел на свой кулак.
— Вот хлюпик…
— Контуженный, — повторил свой первый вывод старший солдат.
— Что у вас там происходит? — поинтересовался изнутри второй пилот. — И где, черт возьми, мой кофе?
— Ладно, тащите его в дом, — велел подчиненным обершарфюрер. Разберемся… Может, заодно и узнаем, куда девался этот кретин Ганс? Неужто и в самом деле дезертировал?
Немцы подхватили под руки, продолжавшего изображать бессознательное состояние, Колесникова и втащили его внутрь. А Рондельман еще раз подозрительно огляделся, пытаясь что-то выглядеть в темной стене деревьев, постоял минутку нерешительно на пороге, а потом вошел следом.
— Игорь Степанович… — младший сержант Мамедова запнулась. — Ну, в общем… если меня фрицы… — девушка опять замялась. — Я хотела сказать… — Лейла не могла подобрать подходящих слов. — Если меня в лес потащат… Ты не вмешивайся…
— Это что еще за глупости?! — от возмущения ефрейтор Семеняк даже остановился. — Выбрось из головы! Никто никого не потащит… Вот еще придумала. Чтоб тебя…
— Да ты послушай, Степаныч… — Лейла пыталась говорить убедительно. — Это если я сопротивляться стану, орать начну, фрицы толпой набросятся. А если подморгнуть кому-то одному, он же с собой товарищей звать не станет. Верно?
— Думаешь, справишься? — сообразил ефрейтор, куда клонит радистка.
— Должна… — пожала плечиками девушка.
— Ох, дочка… — вздохнул пожилой солдат. — Кабы все так просто было, как в кино показывают. Рука не дрогнет?
— Это ж фашист! Враг!
— Все верно, но человек так обустроен, что не каждому хватит воли обыкновенную курицу зарезать, а тем более: себе подобного жизни лишить. Да не на расстоянии, а глядя ему в глаза.
— А что же делать? — несмотря на показную уверенность, Лейла тоже была не слишком уверена своих силах.
— Не бери в голову. Увидим, как повернется. В обиду всяко тебя не дадим… Главное, чтоб их побольше из лесу вышло… М-да, и почему люди не могут жить по совести?
Задумавшись о своем, Лейла не ответила и чтоб отвлечь девушку от тяжелых мыслей, Игорь Степанович продолжил:
— Знаешь, Николай как-то раз, когда мы сидели с ним в окопах подо Ржевом, рассказывал, будто бы раньше существовал мир, в котором граждан с младенчества воспитывали так, что они не могли поступать против совести. И не потому, что боялись наказания, а просто такое поведение было для них столь естественно, как умение дышать. Представляешь?
— Утопия…
— Нет, как-то по-другому. А тех, кто все же преступал обычай, — в семье, как известно, не без урода, — изгоняли из общества. Отмечали татуировкой на лбу в виде буквы 'Х', что означало 'хам' и выпроваживали вон.
— В средние века еретиков так отлучали от церкви. При этом человеку запрещалось пользоваться огнем, а каждый, кто б осмелился приютить или накормить отщепенца, ждала та же участь.
— Николай говорил, что в том мире с 'хамом' просто переставали разговаривать. И человек от тоски либо умирал, либо сходил с ума. Что, в общем-то, равнозначно…
— Жестоко.
— Зато, в том мире за всю их историю никогда не было ни одной войны. Потому как, все довольствовались своим, и никто не желал чужого.
— Интересная сказка… — вздохнула Лейла. — Жаль, что мы живем в другом мире. Далеко еще?
— Пришли уж, — Степаныч указал подбородком направление. — Вот за тем поворотом, фашисты, прячутся. Должны уж были заметить. Готовься, дочка… сейчас полезут. И помни, чем больше шума, тем майору с ребятами легче будет. Так что, младший сержант Мамедова, ты не моргать настраивайся, а орать и отбрыкиваться. А я всячески тебе в том способствовать стану…
— Хальт!
Как не готовься, как не ожидай, а окрик всегда застает врасплох и заставляет вздрогнуть. Пытаясь в последний раз приободрить девушку, Семеняк остановился и взял ее за руку. А та уже и сама шагнула за спину своего спутника и испуганно прижалась к нему, непроизвольно ища у мужчины защиту от опасности…
'Знакомые' ефрейтору балагур Ганс и плотник Бруно к этому времени сменились, и проверять документы у ранних путников вышли другие фрицы. На это раз втроем.
— Аусвайс!
Используя прежний опыт общения, Степаныч снова вытащил кисет с табаком.
— Битте…
— Курево, это хорошо, — не стал отказываться от угощения солдат, стоящий ближе всех, с лицом, сильно побитым оспой, принимая из рук Семеняка кисет. — Но для прохода одного табака мало. Нужны документы и разрешение. Без документов дальше идти нельзя. Возвращайтесь назад… — он махнул рукой в обратном направлении.
— Данке, — кивнул Степаныч, указывая рукой на север. — Выспа…
— Нет, туда нельзя! — помахал указательным пальцем немец. — Домой идите…
— Погоди, Карл, — придвинулся ближе другой фашист, моложе, но с погонами старшего солдата. — Глянь, какая милая мордашка у селяночки. Если им так уж приспичило на тот хутор, так пусть малышка нас попросит. А мы, так уж и быть: снизойдем, сделаем исключение.
Говоря все это, немец как бы случайно поддел стволом автомата подол платья Лейлы и потащил его вверх, насмешливо усмехаясь и не отрывая взгляда от ее глаз.
Девушка покраснела и поспешно отшагнула назад. Но с той стороны к ней уже приближался третий солдат. Предвкушая потеху, он передвинул оружие себе за спину и широко расставил руки, готовясь принять девушку в объятия.
Лейла взвизгнула.
— Что у вас там происходит?.. — поинтересовался кто-то, и из кустов на дорогу вышел офицер. Совсем молодой парень, наверно еще даже не бреющий щек. С одного взгляда он оценил обстановку и недовольно поморщился. — Франк, опять вы с Гансом взялись за старое? Никак угомониться не можете? Это ж не Россия, где все было позволено. Чего к людям пристали? Пусть себе идут… Небось, торопятся, раз до рассвета поднялись…
— Да она сама не прочь с парнями покувыркаться, господин лейтенант… — как можно убедительнее заговорил старший солдат, немного понижая голос. — Гляньте сами, как глазками по сторонам стреляет… Разве ж можно такую без обыска отпустить? Прикажите Карлу с Гансом этого ее отца или деда в сторонку отвести, а мы б тем временем с малышкой столковались. Уж поверьте моему опыту, покажите ей десять марок и ведите собирать цветочки…
Не понимая ни одного слова, Лейла почувствовала, что в их, поначалу так отлично сработавшем, плане теперь что-то не заладилось. И, доверяя женской интуиции, младший сержант Мамедова одарила
