повязанные с тобой странности имеют иную причину, то какую? И чем это может угрожать нашему графству и Зелен-Логу вообще? Понятно излагаю?
– Вполне… – я еще раз приложился к кружке. – Только не тяни кота за хвост. Предупреждаю честно – долго не выдержу, усну.
– Ну, посуди сам, – Ставр будто оправдывался. – Является никому неизвестный человек, в одежде харцыза и объявляет себя гонцом баронеты. Но, при этом не говорит где она, и никто из нашей дворни, ни тебя, ни твоего товарища в Дуброве никогда раньше не видел. Что я должен предположить?
– Что харцызы хотят напасть на Зеленец, а мы пришли осмотреться или, даже, открыть ночью ворота? – предположил я, припомнив прошлое обвинение. Похоже, у здешних правителей фантазия не слишком богатая.
– Глупость, конечно, – согласился граф. – Лет пятьдесят тому назад, вполне реальная ситуация. А сейчас, – он махнул рукой. – Для захвата городка нужен отряд, хотя бы в тысячу сабель. А харцызы никогда больше чем одним куренем в набеги не ходят, да и то – очень редко. Обычно пронесется несколько дюжин степняков, утянет, что поселенцы спрятать не успели, и опять спрячется в Заскалье? И что может понадобиться кому-то в чужой стране настолько ценное, чтобы ради этого жертвовать жизнями собственных граждан? Лично я, даже представить себе такой добычи не могу.
– Тебе виднее, – сонным голосом согласился я. – Но, если ты и в самом деле считаешь, все эти подозрения чепухой, тогда объясни: почему мы беседуем здесь, а не в более приятном месте?
– Сложный вопрос, – вздохнул Ставр, и снова наполнил кружки. – Матушка сказала: 'Что хочешь, придумай, но сделай так, чтоб до утра наш гость ни с кем не общался'! Я и решил сам с тобой поговорить, по душам. Все ж, странного в тебе чересчур, как для одного человека. Хотя, и не могу поверить, что воин с таким прямым взглядом и открытым лицом, может оказаться врагом.
– Как будто враг обязательно должен быть сволочью…
– Нет, наверно, не обязательно, – задумался над этой мыслью Ставр. – Но, ты же не враг?
– Я, – я тоже попытался сделать умное лицо. – Вообще-то, я ничего о себе не помню… Но, отчего-то уверен, что не враг. Ни вам, ни Анжелине.
– Вот, а я что говорю. Ты со мной не спорь!.. Я здесь, после матушки, самый главный. – Ставр с удивлением повертел в руке пустую кружку и потянулся за кувшином. – Ладно, рассказывай все, что сочтешь нужным. Чего не пойму, переспрошу позже.
Я вздохнул, промочил горло и стал подробно излагать графу всю свою незамысловатую историю, с момента пробуждения на запруде у мельницы Мышаты.
– Вот, собственно и все… – закончил спустя некоторое время и устало потянулся за кувшином. Хотел налить в кружку, но потом передумал и приложился к нему так. – А теперь, граф: либо казни, либо дай поспать. Все остальные вопросы только утром. Сил нет, как заморился…
– Чудеса, – Ставр силой отобрал у меня кувшин и в два глотка допил все, что в нем еще оставалось. – Да, такую небылицу нарочно не придумаешь. Во всяком случае, не для оправдания. Чудеса! Без хранителей не разобраться. Тебе, Игорь, в Оплот, прямиком к Остромыслу надо двигать. И не откладывая. Такие события просто так не происходят.
– Э, нет, – я удобно свернулся калачиком на похожем на гроб ящике и, еле ворочая языком, пробормотал. – Хош убейте, никуда отсюда не уйду. Сп-койной н-чи… – и провалился в сон. Уже совершенно не слыша ни нелицеприятных обвинений Любомира в адрес старшего брата, ни неуверенных оправданий обескураженного таким поворотом Ставра.
* * *
Костер внутри стен из тумана возник тут же, гостеприимно предлагая свое тепло. Помня о том, что иной раз произрастает из земли, я огляделся, увидел более-менее приличный с виду валун, потрогал его осторожно носком сапог, и поскольку то вел себя совершенно мирно, осторожно присел на камень. Костер одобрил мою покладистость приятным мерцанием и снопом искр. Словно, кто-то невидимый подбросил в него несколько таких же невидимых еловых лап. Помню, в детстве я всегда любил эти искрящиеся костры, которые мы с пацанами разводили во дворе после Нового года, стаскивая выброшенные елки со всей округи.
Погодьте, а я это кто? Но додумать мысль до конца не успел, из тумана за спиной меня кто-то окликнул.
– Игорь…
Я попытался оглянуться и вдруг понял, что не могу пошевелиться. Совершенно. Более того – нет больше никакого костра, никакого тумана, а я – лежу в больничной палате. Неподвижный, как мумия любого по счету Рамзеса или Тутанхамона…
– Здравствуй, Игорь…
Мой лечащий врач, чуть полноватый, воняющий дешевым табаком, чье амбре не в состоянии заглушить ни дезодорант, ни еще более отвратительный одеколон, как всегда по-деловому собран и немногословен. Василий Васильевич убежден, что сюсюкать с безнадежными пациентами глупо, а нарочито бодрый тон больных только раздражает. Лично мне, пофигу. Осужденному к смертной казни совершенно без разницы, каким тоном судья зачитает приговор. Лишь бы не тянули… Ожидание смерти, гораздо хуже самого перехода в небытие. Кстати, а кто проверял? Мнение несчастных, томящихся у плахи, известно многим, а что в действительности думают по этому поводу казненные?
– Игорь, ты меня слышишь?
Что? Ах, да, надо ж закрыть глаза, подтверждая, что контакт установлен.
– Мы с тобой давно друг друга знаем практически насквозь, поэтому не буду тянуть кота за хвост. Согласен?
Слишком давно! И по поводу 'насквозь', тоже вернее не скажешь. Меня столько раз просвечивали рентгеном, что Чернобыльский реактор отдыхает. Если б не дожидался смерти, то давно б уже лечился от облучения. Ну, чего завис, Васильевич? Бухти дальше, о том, 'как космические корабли бороздят просторы Большого театра'. Блин, опять отвлекся и забыл закрыть глаза.
– Вот и славно, – врач оживленно потер ладони. – У меня для тебя две новости и, в пику старинному анекдоту, обе хорошие. Даже не знаю, с какой из них начать…
'Мама, папа, вы будете дико смеяться, но наша Софочка тоже умерла!' Какие еще новости?! Чем меня можно обрадовать? Ладно, док, излагай. Скажешь: когда смеяться.
– Прежде всего, хочу отметить, что сегодня в графике отметили четвертую точку твоих комплексных обследований. И вектор подтверждает прямолинейную положительную тенденцию. Я не берусь прямо сейчас прогнозировать по поводу сроков. Для более надежной и точной экстраполяции необходимо получить еще хотя бы два-три результата, но с полной уверенностью и ответственностью за свои слова, могу утверждать: Игорь, дело сдвинулось с мертвой точки. Ты пошел на поправку!
Он продолжал еще что-то говорить, в таком же заумном ключе, но оборвал себя на полуслове, как только я требовательно зажмурил левый глаз.
– Прости, я непонятно излагаю? Ты хочешь переспросить?
Я закрыл оба глаза.
Василь Васильевич достал азбуку и стал поочередно водить по буквам пальцем, пока я не прикрыл правый глаз.
– 'В'…
– 'Р'…
– 'Ё'… Думаешь, вру? – возмутился врач.
Я утвердительно зажмурился.
– Игорек, родной мой. Клянусь жизнью!
Я хотел закрыть глаза, но остановился, почувствовав, что из-под опущенных век непрошеной слезе будет легче выкатиться.
– Так вот, дорогой ты наш, герой, – продолжил так же пафосно доктор. – Тенденция безусловная, как
