Здесь было глубоко сразу. Впрочем, он отметил это обстоятельство машинально, топиться Сергей Петрович не собирался.
Он посмотрел налево. В другое время картинка порадовала бы: за зданием морского вокзала стояло чудовищное по размерам – и грациозное одновременно – изделие финских корабелов, готовое поглотить в своем чреве несметное скопище автомобилей, уже выстроившихся на площади.
Направо, на мысу, за рукавом-проливом, стояло небольшое строение – бывший маячок – с высоким красным шпилем, каждый год все более ветшавшее, но все равно привлекающее взгляд.
Между ним и маяком, уже на выходе из пролива, бодро рассекал серую воду маленький буксир. В этот раз он никого не буксировал: вся поклажа – большой синий биотуалет-кабина – находилась прямо на его носу, вместо знамени. Наверное, вез обустраивать какой-то пляж.
Картину дополняли громко орущие чайки, пополнявшие свой рацион не столько балтийской рыбкой, сколько обильными пищевыми отходами с многочисленных судов, баров и ресторанов.
Сергей Петрович постоял еще немного – пока спазм отпустил горло – и пошел на свое рабочее место.
У его стенда уже стоял народ, и Фролов несколько минут, сам себя не слыша, рассказывал про офсетные пластины, пока вновь не остался в одиночестве.
И тут он ощутил какие-то изменения.
Присмотревшись, понял: нет корзинки для мусора, в которую только что бросил разорванную салфетку.
Сразу подхватился на ноги.
– А где корзинка? – чуть не крикнул он соседу.
Тот не понял причины экспрессии.
– Уборщица взяла. Выкинет и принесет обратно. Она их на тележку собирала.
– А куда она пошла? – выдохнул Сергей Петрович.
– Вон туда, – показал рукой направление сосед и – уже несколько недовольно – снова отпустил Сергея Петровича.
Тот мелкой рысью помчался в указанную сторону. Его состояние можно было назвать паникой, пока в голову не пришла мысль о том, что телефон Лидочки почти наверняка есть у Паши. Немного успокоенный, он даже остановился на мгновение.
Но тут же припустил снова: Кудряшов мог и не иметь заветного номера. Или имея – потерять. Это у Сергея Петровича Лидочка – одна, а у него – много.
Он не сомневался, что найдет уборщицу и вернет нить, связывавшую его с этой женщиной. А что будет потом, в данный момент его не интересовало.
Что будет – то и будет.
Мертвое море
1
– Петр Александрович, вы надолго? – спросил сидевший в вестибюле Замойнов.
– Сам не знаю, – честно ответил Петр. Он и впрямь не знал, какие возникнут планы. – А ты куда-нибудь собираешься?
– Куда тут соберешься? Чертова жара, – выругался тот. Даже в вестибюле, охлаждаемом кондиционером, его лысина блестела от пота.
Замойнов поймал взгляд Петра и широким «семейным» платком вытер сверкающий затылок.
– Здесь можно жить только под душем! – заныл он. – Или в холодильнике!
Петр улыбнулся. Во время огневых испытаний ракетных движков в Тюратаме – еще во времена Союза – Колька Замойнов не плакался и при пятидесяти градусах в тени. Если бы, конечно, в выжженной степи была тень. Правда, был он тогда на двадцать лет моложе. А на лысину еще и намека не было.
– Пойду прокачусь, – объявил Петр, проверяя, на месте ли ключ от прокатной таратайки.
– Дуракам закон не писан, – прошелестел вслед Замойнов. Не то чтобы хотел обидеть – да и нелепо это было бы после стольких лет почти что братства, – а просто досадно в жаре и дурноте смотреть на такого свежего и симпатичного мужика. Ему все по фигу, а годков даже чуть поболе, чем Николаю. Законсервировался, что ли?
– Сам дурак, – ответил Петр и засмеялся. У него сегодня было хорошее настроение. Ожидальное – как он сам для себя определил. Может, на деле все будет и не так здорово. Но пока речь шла только об ожиданиях.
– Ты поаккуратней там, – уже в дверях услышал Петр. – Они здесь все перегретые.
– Ладно, – отмахнулся он. Стеклянные двери затворились за ним автоматически.
«С парковками у них хреново», – подумал Петр. До стоянки придется тащиться целую улицу. А на улице кондиционеров не бывает. Правда, кое-где удастся пройти в тени листвы, и последние пятьдесят метров – мимо огромного, по вечерам красиво подсвеченного фонтана. «Эх, был бы вечер, не было бы такого пекла».
Петр залез в карман легкой рубашки, проверил удостоверение. Вот оно, новенькое. Нет худа без добра: перед самой командировкой потерял права. Пришлось звонить замначальника ГИБДД, просить ускорить замену. Просьба пустяковая, но Петр никогда не любил одалживаться.
Зато теперь в руках – водительское удостоверение международного образца. Четким «почерком» лазерного принтера выведено: «Петр Александрович Деникин».
В детстве и юности белогвардейская фамилия приносила некоторые проблемы. В «Неуловимых мстителях» он всегда был беляком, хотя, понятное дело, хотел быть красным. Даже в институте в Первом отделе долго допытывались, не родственник ли он бывшему главнокомандующему белой армии. Тут же объясняли, что это ни на что не влияет. А какого хрена тогда допытывались?
На фото в правах был изображен крепкий, лишь начавший седеть (но не лысеть!) мужчина. Правильные черты лица, спокойный, уверенный взгляд. Полковник КГБ из старого фильма. Секс-символ эпохи построения коммунизма.
Петру Александровичу собственное изображение нравилось. Даже дочь, известная критиканша, и то одобрила фото родителя. «Да, мам, гляди за ним покрепче», – оценила она работу фотографа.
Петр удовлетворенно хмыкнул и свернул в проулок направо, где у парковочного автомата оставил свою красавицу. Точнее, попытался свернуть.
Потому что наткнулся на желтую ленту с полицейской раскраской, перекрывшую узкую улочку. Стоявший перед лентой щуплый рыжий и веснушчатый солдатик что-то гортанно пробурчал Деникину.
– Не понял, – по-русски машинально ответил Петр.
– Туда не ходи, сюда ходи, – по-русски же отозвался солдатик, процитировав фразу из многими любимой комедии.
– Снег башка попадет? – поинтересовался Деникин. Он уже привык к русской речи, тут и там звучащей на земле, принявшей за последние десять лет миллион бывших россиян.
– Арабы бомбу заложили, щас наши ее грохнут, – пояснил мелкий боец. Было ему лет восемнадцать, и тяжелая американская М-16 с металлическим прикладом была лишь немного ниже его. «Воин, – с сочувствием подумал Петр. – Остался бы в России, наверняка бы учился в институте. И скорей всего, закосил бы от армии. А здесь – служи, как медный котелок».
– И сколько ждать? – спросил он солдатика.
– Щас ее грохнут, я же сказал, – повторил служивый и почесал затылок.
Петр теперь и сам все видел. Метрах в ста, может, побольше, солдаты в песочного цвета камуфляже возились рядом с небольшим коричневым дипломатом.
Зрителей за оцеплением собралось немного: большинство израильтян видели подобное не раз. Песочные комбинезоны вдруг разом рванули от чемоданчика, раскручивая катушку с тонким шнуром. Наконец остановились, прикрылись прозрачным щитом и что-то там такое нажали.
Раздался резкий хлопок, и на месте, где стоял «дипломат», взвилось невысокое облачко пыли и какая- то белая то ли вата, то ли пух.
– Конец котенку, – удовлетворенно подытожил солдат.
В этот момент, прорвав боковое оцепление, к месту подрыва побежал мужчина лет сорока, ожесточенно
