Он сдерживался изо всех сил, но ничего не смог с собой поделать: слезы сами закипели в его глазах и быстрыми каплями потекли по лицу. В салон влез папа, сердитый и озабоченный. Увидев плачущего сына, быстро отвернулся. Утешать мальчика только хуже, он успокаивался сам.
Вчера перед сном папа сказал маме, что надо менять машину. Мама спросила, на какие деньги. Несмотря на то что разговор начался почти спокойно, мальчик знал, что последует дальше, и с головой зарылся в подушку. Однако это не помогло, и он услышал все, что слышал уже неоднократно. Каждое грубое слово родительской перебранки отдавалось в голове мальчика сухим резким ударом. Так было, когда второгодник Моков за школой отбивал ему щелбаны, нечестно используя костяшки пальцев. Но шишки от щелбанов болели недолго и к тому же свидетельствовали о смелости мальчика, не побоявшегося самого Мокова. От этих же ударов оставалась только боль и горечь.
Наконец кто-то из родителей вспомнил о сыне. Ссора перешла на шепот. Теперь из родительской комнаты доносилось только злое шипение. Мальчик вспомнил змей в зоопарке, куда его часто водил папа. Ему стало стыдно. Он очень любил родителей, и сравнение их со змеями делало его в собственных глазах преступником. Он попытался думать о чем-нибудь другом, но в голову так и лезли лоснящиеся змеиные тела, точеные аккуратные головки, выскакивающие с методичностью механизма маленькие раздвоенные язычки. Подушка быстро стала мокрой.
Мальчик дернул головой. Зачем думать о плохом, когда впереди столько хорошего? На улице – благодать: солнце, белые облачка, синее небо. А еще впереди дорога, где так чудесно мечтается, а еще песни в машине и городок, в котором мальчика ждали.
Он посмотрел на оживленные лица родителей, обсуждающих, взять или оставить очередную вещь, и почувствовал редкий прилив радости. Мальчику захотелось подпрыгнуть, запеть или сказать родителям что-то очень приятное.
– Я вас люблю, – сиплым голосом сказал он.
Родители удивленно уставились на него. Мама озабоченно-подозрительно оглядела мальчика. Он выскочил из комнаты.
Там установилась тишина. Минутку посовещавшись и решив, что ничего страшного не произошло, родители продолжили сборы.
– Выезд ровно в десять! – объявил папа.
Мальчик, сам смущенный своей выходкой, собирал в другой комнате сумку. Он еще раз просмотрел список. Против каждого предмета аккуратно чернела галочка.
Сумка получилась довольно увесистой. Еще бы! В ней были фонарик, нож для грибов, шахматы, толстая книга, множество других нужных вещей. Не был забыт и большой букварь, взятый напрокат у соседского пацана: мальчик собирался искоренить вопиющую несправедливость и обучить няню грамоте.
– Сынок! – позвал папа.
– Я тут! – подскочил мальчик.
– Вот тебе ключи, отнеси свою сумку и погрей «Попугая». – В руку мальчику легли два маленьких серебристых ключа: один от дверцы, другой от зажигания.
Мальчик был счастлив. Не спеша он спустился к «Попугаю», открыл дверцу, уютно устроился на водительском сиденье.
– Первым делом проверим передачу, – вслух подумал он. – Нейтраль, очень хорошо.
Так, с комментариями, мальчик завел двигатель. Потом неторопливо обошел машину, постучал ногой по скатам.
Он не понимал, как по стуку определять давление. Кроме того, папа проверил колеса еще в гараже, манометром. Но стучание по скатам доставляло ему удовольствие. Сразу видно, человек при деле. Не исключено, что в этот момент на него из окна соседней девятиэтажки смотрит еще один человек, точнее – девчонка, недавно пришедшая в их класс. Правда, мальчик еще не разобрался в своем отношении к ней, но новенькие всегда вызывают повышенный интерес.
Он снова уселся на сиденье. Покрутил руль. На стоянке тот вращался трудно, не то что при движении. Мальчику приходилось крутить баранку и на ходу. Раньше, когда папа бывал в хорошем настроении, он сажал сына к себе на колени и на пустой дороге давал повертеть руль. Теперь мальчик сам достает до педалей, но подходящее настроение у папы случается все реже.
Мальчик представил, что ведет машину по просторному шоссе. Для этого он сильно сощурился, отчего перед глазами все расплылось и потеряло форму. Вместе с гудением двигателя это создавало ощущение стремительной езды. Вот впереди показались машины с бандитами.
– Стой, не уйдешь! – процедил мальчик сквозь зубы. – От меня еще никто не уходил, – вспомнил он героя недавнего детектива. Мальчик проверил автомат и прицелился в преступников. Очередь? Нет, рано. Надо сначала дать сигнал. Мальчик жмет на гудок.
Рев мигом выводит мальчика из игры. Теперь от папы достанется! Он терпеть не мог гудков во дворе.
Время шло, а родители не спускались. Мальчик посмотрел на часы, которые папа приделал в салоне. Необычные часы. Папа говорил, что они танковые. В темноте часы светились, а заводились вращением ободка на циферблате. Танковые часы показывали четверть одиннадцатого. «А говорил, ровно в десять», – с обидой подумал мальчик. Он еще не отвык разочаровываться, когда взрослые не выполняли своих обещаний.
Медленно потекли минуты. В пол-одиннадцатого мальчик отправился домой, поторопить.
Еще в коридоре он услышал мучительно-знакомые звуки разгоравшейся ссоры. У мальчика задергались губы. Он сильно сдавил лицо руками, нажал пальцами на глаза и не пустил слезы наружу.
– Ты никогда не думаешь о семье! – кричала в комнате мама. – Для всех хороший, только не для нас! Любимец публики!
– Не хами! – отвечал папа злым голосом. – Если бы я не думал о вас, я был бы уже главным инженером!
– И жил бы в этой дыре! – кричала мама. – А я бы на горбу таскала продукты. И в театр ездили бы на поезде!
– Можно подумать, ты здесь не вылезаешь из театров.
– Но ведь… – задохнулась от гнева мама, – но ведь… С кем идти-то прикажешь? Если я даже гвозди в стену сама забиваю!
Мальчик распахнул дверь в комнату. Крики стихли, только по инерции еще раздавалось шипение, в котором различались отдельные слова. Так шипит догорающий костер, на который выплеснули из котелка остатки чая.
– Ну что, поехали? – спросил мальчик, старательно делая вид, что ничего не произошло.
– Видишь ли… – замялся папа, отводя глаза, – планы несколько изменились.
– А как же няня? – спросил мальчик. – Ты обещал отвезти меня к няне!
– Как-нибудь в другой раз, – уже раздраженно ответил папа. – Пойди выключи двигатель.
Мама молчала, отвернувшись к окну.
Плотина, старательно сооруженная мальчиком, прорвалась.
– Сам выключи! – выкрикнул он, глотая слезы. – Вруны вы все, вруны! – Он выбежал в другую комнату, бросился на диван.
Подошла Джулька, добрейшее существо рыжей масти, до этого чутко дремавшая на ковре. Облизала мокрое лицо мальчика. Пощекотала усами щеку. Карие Джулькины глаза смотрели понимающе и сочувственно. Джуля, как и все собаки, терпеть не могла ссор. Даже среди сородичей-колли она выделялась спокойствием и дружелюбием.
– Джулька, Джулька… – пожаловался мальчик, обняв руками теплую собачью голову. – Видишь, приехали.
Джуля еще раз лизнула его. Язык был горячий и гладкий.
…Через полчаса они мчались по шоссе на север. «Попугай» ровно гудел, неторопливо поедая километры. Как всегда после срочного перемирия, папа был неестественно весел, а мама – мрачно-молчалива.
Мальчик сидел впереди, смотрел в окно и думал о няне. Звали ее няня Валя, и, честно говоря, за семь лет мальчик основательно подзабыл, как она выглядит. В основном он представлял ее по рассказам
