Рапалльского договора гораздо больше, нежели считает Руланд.
Французский премьер Р. Пуанкарэ в письме английскому послу от 2 мая 1922 г., оценивая складывавшиеся отношения Москвы и Берлина, писал, что «общая склонность германской политики к сближению с Россией благоприятствует зарождению военного сотрудничества обеих стран».
Договором были полностью урегулированы все имущественные вопросы, восстановлены дипломатические отношения и создана крепкая правовая база для налаживания межгосударственных отношений, а также торгового, промышленного и военно-промышленного сотрудничества. Два месяца спустя после подписания Рапалльского договора, в июне 1922 г., Чичерин, негодуя по поводу беспардонной деятельности чекистов в отношении немецких партнеров по военным переговорам в Москве, писал своему заместителю Карахану:
«Наиболее важным я считаю дело «Вогру». Тут мы наглупили больше, чем в чем-либо другом. Идиотское вмешательство Уншлихта[98] грозит уничтожением одному из главнейших факторов нашей внешней политики»[99].
Вот так. Сотрудничество с райхсвером через «Вогру» нарком иностранных дел Чичерин считал уже тогда «одним из главнейших факторов нашей внешней политики». И у него были на это веские основания. Нелишне отметить, что в то время Советская Россия поддерживала дипломатические отношения всего с 10 государствами (Эстония, Литва, Латвия, Финляндия, Польша, Иран, Афганистан, Турция, Монголия, Германия). Германия была из них единственной «вполне современной европейской державой», да еще и дружественно настроенной к Советской России.
Летом 1922 г., когда продумывались формы реализации Рапалльского договора, германские военные круги пошли на подготовку соглашения между военными ведомствами двух государств о военно- техническом сотрудничестве. Предварительный договор об этом (или, как теперь сказали бы, «протокол о намерениях») был подписан 29 июля 1922 г. в Берлине Хассе и членом РВС Республики А. П. Розенгольцом[100]. Две недели спустя майор Фишер был направлен в Москву для заключения военных договоренностей.
Уже осенью 1922 г. первые офицеры райхсвера были посланы в Россию. В октябре 1922 г. командирам Красной Армии во главе с начальником общевойсковой подготовки РККА Д. А. Петровским было разрешено осмотреть германские общевойсковые (пехотные) школы. Советская сторона обращалась к немцам с просьбой провести экспертизу возможностей защиты Дарданелл, опасаясь интервенции Англии и Франции с Черного моря[101].
В Берлине тем временем после некоторых размышлений по инициативе президента Эберта на пост германского посла в Москве был предложен У. фон Брокдорф-Ранцау, профессиональный дипломат, первый министр иностранных дел Ваймарской Германии. Фигура его была неоднозначной, вызывала большие сомнения и в качестве альтернативы предлагался П. фон Хинце, последний министр (статс-секретарь) иностранных дел кайзеровской Германии, сторонник германо-советского сотрудничества. В конце концов была выбрана кандидатура Брокдорфа-Ранцау. До своего официального назначения он встретился 23 июня 1922 г. в Берлине с Чичериным, изложил свою концепцию развития отношений между Германией и Советской Россией и получил заверения наркома в поддержке его будущей деятельности в Москве[102]. В своем меморандуме от 5 июля 1922 г. руководителям Германии он писал, что, несмотря на стремление большевиков осуществить мировую революцию и их готовность ради взаимопонимания с Антантой пожертвовать Германией, «германский народ хочет сотрудничать с русским» и полон решимости помочь, несмотря на существующую в России форму правления. Он полагал, что сотрудничество с Россией сможет помочь усилению роли Германии в мире.
15 августа 1922 г. Брокдорф-Ранцау написал для германского руководства меморандум, в котором предостерегал от поспешного выбора союзника, тем более, если этот союзник — Советская Россия. («Большим недостатком Рапалльского договора являются опасения военного союза, которые с ним связываются»). Он считал, что ни в коем случае нельзя давать повода заподозрить Германию в военных связях с ней, поскольку это автоматически повлекло бы за собой союз Англии с Францией против союза Германии с Россией. Заключение Рапалльского договора вызвало в Англии подозрения в том, что Германия готовится взять реванш в союзе с Россией. Военный же союз с Россией не оправдан, поскольку отсутствуют гарантии, что с его помощью Германия сможет выбраться из того безнадежного положения, в котором она пребывала. Предпосылок для этого в обеих странах не было. Поэтому выход, по мнению Брокдорфа-Ранцау, был не в заключении военных пактов, а в сотрудничестве между Россией и Германией на благо их экономического возрождения. И хотя он мало верил в возможность мирного оздоровления ситуации после Версаля, все же он считал крупной политической ошибкой «преждевременные военные связи с Советской Россией». К тому же, как он писал, он не доверял «абсолютно бессовестному советскому правительству», которое вполне могло бы шантажировать германское правительство угрозой огласки военных договоренностей. Этот меморандум Брокдорф-Ранцау 7 сентября 1922 г. вручил канцлеру Вирту, и 8 сентября — президенту Эберту.
9 сентября Вирт передал меморандум Ранцау Зекту. А спустя два дня, 11 сентября 1922 г., Зект уже вручил канцлеру свой ответный меморандум. Он писал, что
«Германия должна проводить активную политику, как и любое государство, поскольку отказываясь от активной политики, государство перестает быть таковым. Рапалльский договор стал первым активным шагом Германии, направленным на повышение ее международного престижа. Начало сближения России и Германии — в экономической области, «сила однако заключается в том, что это экономическое сближение подготавливает возможность политического и тем самым и военного союза. То, что в данной двойной связи и для Германии и также для России заключено их усиление, не подлежит сомнению».
Франция является непримиримым врагом Германии, а Польша — ближайшим союзником Франции.
«Существование Польши невыносимо, несовместимо с условиями существования Германии. Она должна исчезнуть и исчезнет в силу собственной внутренней слабости и благодаря России — с нашей помощью. Существование Польши для России еще более невыносимо, чем для нас; никакая Россия не примирится с Польшей. С Польшей отпадет одна из сильнейших опор Версальского мира и господствующего положения Франции. Достижение этой цели должно стать одним из основополагающих пунктов германской политики, поскольку он достижим <…>. Восстановление границы между Россией и Германией является предпосылкой взаимного усиления. Россия и Германия в границах 1914 г. — это должно стать основой взаимопонимания между ними».
Угроза со стороны обоих государств будет постоянно довлеть над Польшей, поэтому для Германии было бы очень выгодно, если бы поляки были уверены в том, что в случае их участия в санкциях против Германии на стороне Франции, Россия «дышит им в затылок».
«То, что Рапалльский договор вызывает такое впечатление, как если бы он имел военные последствия, достаточно для оказания влияния на польскую политику в благоприятном смысле».
Сотрудничество с Россией, писал Зект, имеет целью, во-первых, усиление России в экономической, политической и, таким образом, в военной области и тем самым косвенно усиление Германии, поскольку Германия укрепляет своего возможного союзника, и, во-вторых, непосредственное усиление Германии путем создания в России военной промышленности, которая в случае необходимости могла бы быть использована Германией. (Причем создавать ее должны были частные германские предприниматели, а не райхсвер. Но при этом им, по мысли Зекта, надлежало следовать указаниям военного министерства Германии. — С. Г.). Первой цели, отмечал Зект, эта военная промышленность служит непосредственно. Пожелания России о дальнейшей помощи в военной области можно удовлетворить предоставлением средств и кадров, если они окажутся возможными и выгодными. В других военных областях по пожеланию
