о поселении и общеправовой защите (соглашение о поселении), экономическое, железнодорожное, соглашение о мореплавании, о налогах, о торговых третейских судах, об охране промышленной собственности. Было констатировано, что эти соглашения образуют с общими постановлениями единое целое, так что понятие «договор» охватывало отдельные соглашения.
Экономическое соглашение предусматривало развитие взаимных торговых отношений и достижение устойчивости товарообмена. Советское торгпредство в Берлине было признано органом осуществления монополии внешней торговли, оговаривалась его экстерриториальность. Железнодорожное соглашение делало акцент на том, что должны были быть предоставлены некоторые привилегии Германии. Соглашение о мореплавании регулировало права торговых судов одной стороны, прибывающих в порты другой. Соглашение о налогах предусматривало регулирование уплаты разных налогов гражданами обеих стран. Остальные соглашения регулировали иные стороны взаимоотношений, выходивших за рамки торговых отношений. В день подписания договора состоялся обмен нотами. Консульское соглашение, приложенное к договору, устанавливало порядок допуска на территорию обоих государств генконсулов, консулов и вице- консулов.
По объему этот договор являлся одним из обширнейших в международной практике. Он создавал все необходимые предпосылки для успешного развития советско-германской торговли на основе принципа наибольшего благоприятствования. 18 декабря 1925 г. договор был ратифицирован ВЦИК СССР, а 6 января 1926 г. — германским райхстагом. 14 февраля 1926 г. состоялся обмен ратификационными грамотами. По определению заведующего Восточным отделом МИД Германии X. фон Дирксена, договор «значительно оздоровил советско-германскую дружбу».
21 ноября 1925 г. немцам был передан новый проект политического соглашения, выходивший за рамки предложения, сделанного Чичериным 25 декабря 1924 г. Он предусматривал взаимные обязательства ненападения, невступления в блоки, соблюдения дружественного нейтралитета, обязательства Германии предпринимать все от нее зависящее против возможного применения военных и экономических санкций против СССР[231]. В Берлине в декабре 1925 г. между Чичериным и Лютером, Штреземаном, Брокдорфом-Ранцау были продолжены переговоры о заключении политического соглашения. Немцы пытались уклониться от обязательств нейтралитета, соглашаясь лишь на «позитивный договор» неопределенного содержания. 30 декабря 1925 г. они передали проект протокола, который предлагался вместо договора. Проект не содержал обязательства Германии соблюдать нейтралитет. Учитывал советские возражения и по форме, и по существу проекта, немцы 21 января 1926 г. предложили сначала еще один вариант протокола, и лишь после обсуждения на заседании правительства 24 февраля — проект договора, учитывавшего советские пожелания. Россия ждет договора», — указывал на этом заседании канцлер Германии Лютер.
Как раз в это время, после Локарно и Женевы, где был отложен прием Германии в Лигу Наций, а Советской России, несмотря на полосу признания, грозила опасность политической изоляции, Москва, опасаясь потерять в лице Берлина своего, пожалуй, единственного «естественного» союзника и явно используя ситуацию, приложила огромные усилия по укреплению всех своих связей с ним. В этом смысле Московский (торговый) договор от 12 октября 1925 г. представлял собой наиболее верный шаг, поскольку жизнь подсказывала необходимость правового урегулирования различных аспектов двусторонних отношений. Переговоры же по долгосрочному 300-миллионному кредиту шли трудно, а заключение политического договора вообще грозило превратиться в неразрешимую проблему[232]. Поэтому в Москве было решено самым серьезным образом подключить к политическим переговорам Военный аспект двусторонних отношений.
Параллельно советские лидеры рассчитывали расширить базу военного сотрудничества. В это время Крестинский вернулся в Берлин после своего пребывания в Москве.
30 января 1926 г. он рассказал Зекту и Хассе о том, что в Москве он
«много говорил и с военными и с общеруководящими товарищами (Крестинский имел в виду Сталина, Рыкова, Молотова, Ворошилова, Калинина, Дзержинского, Каменева, Томского, Троцкого, Бухарина, Зиновьева и др. Не случайно письмо адресовалось и Сталину. — С. Г.) о нашей совместной работе <…> в области военной техники. Товарищи <…> вынуждены были признать, что работа эта почти ничего не дала».
Поэтому в Москве было принято решение, чтобы «вновь, как это было во времена Склянского и Розенгольца», встретились ответственные военные руководители с целью обсудить «военно-политические и военно-технические вопросы» и наметить линию дальнейшей работы. Зект согласился и предложил, чтобы параллельно конкретные технические вопросы обсудили специалисты по вооружению и снабжению РККА и райхсвера. Было также условлено, что при решении вопроса о 300-миллионном кредите Советскому Союзу 20 млн. будут предназначены для военных целей. Убеждая Уншлихта в письме от 1 февраля 1926 г. не откладывать своего визита в Берлин, Крестинский подчеркнул, что факт ведения «деловых переговоров» с Зектом создаст «благоприятный тон для ускорения и улучшения условий наших хозяйственных и политических переговоров с немцами» (sic!)[233].
11 марта 1926 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило «признать поездку тов. У. безотлагательной»[234].
В личном письме Крестинскому от 12 марта 1926 г. Чичерин сообщал, что
«инстанция высказалась за немедленную поездку т. Уншлихта, гл. обр., с точки зрения общеполитического значения этого дела. Разочарование будет очень вредно. Мы указываем на роль Гинд (
Итак, 17 марта 1926 г. на сессии Лиги Наций в Женеве прием Германии в Лигу откладывается. А 18 марта 1926 г. Политбюро ЦК ВКП (б) на своем заседании принимает решение о предоставлении делегации Уншлихта (в ее состав вошли: пом. нач. управления Штаба РККА Кругов, начальник военно-химического управления Фишман, начальник военно-технического управления РККА Халепский, представитель начальника морских сил Орас, заместитель начальника ВВС Муклевич, представитель Главного управления военной промышленности Высочанский, секретарь делегации Ромм) самых широких директив. По сути, это была широкая программа среднесрочного сотрудничества в военной области. Она включала в себя следующее:
«1. Постановка в СССР производства пулемета «Дрейзе» на началах совместной работы с вложением германского капитала.
2. Постановка в СССР моторостроения и танкового производства с участием германского капитала.
3. Организация на совместных началах производства тяжелой артиллерии.
4. Совместная работа на судостроительном заводе в г. Николаеве и развертывание там производства современных подводных лодок, сторожевых судов и быстроходных катеров.
5. Совместное производство точной оптики, инженерного, прожекторного, телефонно-телеграфного и радиооборудования (строительство в СССР соответствующих производственных отраслей).
6. Дальнейшее развитие совместного авиа- и авиамоторного производства (на базе действующего соглашения с фирмой «Юнкерс»).
7. Продолжение сотрудничества в области военно-химического производства (на основе действующего соглашения с химическим концерном Штольценберга)»[236] .
Военная делегация во главе с заместителем Председателя Реввоенсовета СССР Уншлихтом находилась в Берлине 23–30 марта 1926 г. По взаимной договоренности визит был секретным. Уншлихт вел
