Находившиеся в школе танки являлись опытными конструкциями и нуждались, по мнению генерала, в доработке и модернизации. Поэтому немецкие курсанты проходили не только теоретический курс по тактике, но и техническое обучение на германских заводах, поставлявших танки.
«Мы приветствовали бы, — добавил Хаммерштейн, — если из числа русских курсантов 2 или 3 человека участвовали бы в прохождении зимнего курса в Германии <…>»[319].
В отчете зам. начальника Управления механизации и моторизации (УММ) РККА И. К. Грязнова о работе курсов ТЕКО в марте 1932 г. отмечалось, что
«основная целеустановка Управления механизации и моторизации РККА в вопросе использования ТЕКО сводилась к тому, чтобы ознакомить командиров РККА с особенностями конструкции немецких боевых машин, изучить методику испытания материальной части, изучить методику стрелковой подготовки танкиста и приборы управления машинами и огнем в бою, изучить вопросы боевого применения танковых частей и попутно овладеть в совершенстве техникой вождения боевых машин»[320].
Изучение немецких чертежей, ознакомление с материальной частью немецких боевых машин и результатами испытаний позволили нашим инженерам практически использовать немецкий опыт. В советских танках Т-26, Т-28, Т-35 и БТ были применены элементы немецких конструкций (подвеска, сварные корпуса, внутреннее размещение экипажа, стробоскоп и наблюдательные купола, перископические прицелы, спаренные пулеметы, электрооборудование башен средних танков, радиооборудование, а также технические условия проектирования и постройки). Немецкая методика обучения стрелковому делу танкиста была использована при разработке «Руководства по стрелковой подготовке танковых частей РККА». На базе полученного опыта К. Б. Калиновский добавил к теории «глубокой операции» Триандафиллова использование подразделений средних и тяжелых танков для решения самостоятельных боевых задач. В результате после серии теоретических изысканий и испытаний в марте 1932 г. было решено создать мехкорпуса. Тогда это был настоящий прорыв в теории военного искусства. В конце 1932 г. — начале 1933 г. они были включены в состав Украинского и Ленинградского военных округов[321].
Не случайно в вышеупомянутом отчете Грязнова делался вывод, что
«в целом работа ТЕКО до сих пор еще представляет большой интерес для РККА как с точки зрения чисто технической, так и с тактической. Новые принципы конструкции машин и в особенности отдельных агрегатов, вооружение и стрелковые приборы, идеально разрешенная проблема наблюдения с танка, практически разрешенная проблема управления в танке и танковых подразделениях представляют еще собой область, которую необходимо изучать и переносить на нашу базу».
Поэтому и в последующие годы военное руководство СССР намеревалось использовать курсы в качестве исследовательской лаборатории для технического, тактического и методического усовершенствования командиров РККА. В 1932 г. на 6-месячные курсы было направлено 32 «отборных командира и инженера» (17 инженеров и 15 строевых офицеров). Основной упор как и прежде делался на изучение конструкции танка, техники управления танками в бою и техники стрельбы, а также на освоение методики обучения.
Для занятий с советскими слушателями из Германии были приглашены пять преподавателей, работали там и советские преподаватели (Г. В. Павловский, А. Г. Кравченко и др.). Кроме того, в постоянный состав ТЕКО в качестве помощников немецких инженеров были включены 5 советских аспирантов, которые должны были детально овладеть методикой и опытом работы и в последующем перенести это в РККА. Для бронетанковых вузов предполагалось приобрести у немцев учебные пособия и экспонаты. Таким образом, танковая школа в Казани в целом успешно справлялась со стоящими перед ней задачами, принося ощутимую пользу обеим сторонам.
Правда, Москва хотела большего. Поэтому 9 ноября 1932 г. Ворошилов, беседуя с преемником Хаммерштайна генералом Адамом, сказал:
«Я не могу поверить, что у вас нет большего, чем в Казани. Три года в Казани возятся и никакой новой материальной части. Все те же танки, что привезли сначала. Я говорил — шлите конструкторов — и Вы, и мы будем иметь танки».
На возражение Адама о возросших расходах и ограниченности финансовых средств райхсвера Ворошилов ответил:
«Я считаю, что мы можем многое улучшить в Казани, если ваши средства пойдут на технику и сама техника будет более реальной. Еще когда был здесь Хаммерштейн, я выдвигал перед ним необходимость прислать больше типов и конструкций. У нас есть уже промышленная база, но у нас пока мало людей- конструкторов. У Вас же люди есть, мы так и полагали, что Ваша сторона будет давать макеты, чертежи, проекты, идеи, конструкции, словом, что мы получим лаборатории и для Вас, и для нас».
Однако немцы остались верны ранее принятой линии и дальше испытания, доработки и модернизации имевшихся в Казанской школе тяжелых, средних и легких танков не пошли. Правда, как и было оговорено, в этих работах принимали участие советские инженеры и техники.
«Политическая пауза» в 1927 г. была использована для проведения необходимых строительных работ на химическом полигоне около ст. Причернавская, получившем название «Томка». С конца 1927 г. там были продолжены испытания, начатые «Гелой» в Подосинках под Москвой. Отрабатывались различные способы химической атаки, испытывались новые прицельные приспособления, созданные немецкой стороной, проверялась надежность средств химической защиты (противогазов и защитной одежды). На подопытных животных изучалось поражающее действие иприта; определялись наиболее эффективные способы дегазации местности, в том числе и с помощью крупповской разбрызгивающей колесной машины. В ходе совместных работ был освоен ранее неизвестный способ применения ОВ авиацией. Для этого на «Томке» было четыре самолета, пять полевых пушек, автотехника. Советские специалисты, «соприкоснувшись на практике с более высокой технической подготовкой немецких специалистов, в короткие сроки научились весьма многому».
Кстати, в «Подосинках» (Кузьминки) натурные испытания ОВ и средств защиты продолжались.
В апреле 1927 г. Фишман сообщал Уншлихту:
«<…> У нас уже есть большие количества иприта. И, кроме того, в соответствии с договоренностью с немецкой стороной небольшая фабрика для его изготовления должна быть установлена на научно-исследовательском химполигоне в Кузьминках»[322].
Рядом имелась и производственная база — завод «Красный богатырь», на котором налаживался тогда выпуск противогазов.
В 1928 г. испытания по военной химии проходили вполне успешно, об этом свидетельствуют сметы расходов за 1928 и 1929 гг. по «Томке», которую немцы именовали «общий опытный Институт». Так, если в 1928 г. расходы по договору для советской стороны составили около 122 тыс. руб., то уже в 1929 г. они возросли до 257 тыс. руб. Более чем двукратное увеличение инвестиций свидетельствует не только об увеличении объема работ, но и об усилении их интенсивности. Подтверждение этому — в отчете начальника IV (разведывательного) управления Штаба РККА Берзина от 24 декабря 1928 г.: «Химические опыты в «Подосинках», а затем в «Томке» дали положительные результаты и продолжение этих опытов в
