Звон медный несется, гудит над Москвой,Царь в смирной одежде трезвонит;Зовет ли обратно он прежний покойИль совесть навеки хоронит?Но часто и мерно он в колокол бьет,И звону внимает московский народ,И молится, полный боязни,Чтоб день миновался без казни.В ответ властелину гудят терема;Звонит с ним и Вяземский лютый,Звонит всей опрични кромешная тьма,И Васька Грязной, и Малюта,И тут же, гордяся своею красой,С девичьей улыбкой, с змеиной душойЛюбимец звонит Иоаннов,Отверженный Богом Басманов.Е. Милысеев (1815 — ок. 1840)
КОЛОКОЛ В КРЕМЛЕ
В короткий, мгновенный период свиданьяС Москвой белокаменной, дух веселя,Блуждал я и видел громадные зданья,Всю прелесть и древнюю пышность Кремля:И пояс могучих твердынь величавый,И ряд сокрушительных, метких бойниц,И храмов сияющих жаркие главы,И святость обильных мощами гробниц.Пленительно сердцу, свежо и прекрасно,При взгляде на эти знамена веков!О, как повествуют они громогласноПро славу и доблести пылких отцов!Как эти кресты своей жаркой игроюВеликих событий являют символ!И как от них дышит святой стариною,И сыплется резко о прошлом глагол.Но чаще всего я с туманною думой,С безвестною грустью невольно смотрелНа образ возвышенный доли угрюмой,Столь часто достоинству данной в удел.Там видеть любил я, дивясь, великана,Который безмолвно, во сне вековом,Простерт у священной подошвы Ивана,На ложе гранитном, с суровым челом.Он некогда в тяжком падении ранен,В темнице сырой погружался сто летИ, царственной массою чуден и странен,Был вызван из мрака дивить белый свет…С глубоким клеймом рокового паденья,В позорище миру слепому открыт,Увенчан блестящим символом спасенья,Крестом лучезарным, он гордо стоит.И люди приходят толпой к великану,Посудят про тяжесть и лета его,Посмотрят на дивную, тяжкую рану, —И в сторону с шумом идут от него.Их взоры, желанья, мечты — близоруки,Одно любопытство к нему их ведет,И им непонятны глубокие звуки,Которых волну он таинственно льет…Аполлон Григорьев (1822–1864)
* * *
Когда колокола торжественно звучатИль ухо чуткое услышит звон их дальний,Невольно думою печальною объят,Как будто песни погребальной,Веселым звукам их внимаю грустно я,И тайным ропотом полна душа моя.Преданье ль темное тайник взволнует груди,Иль точно в звуках тех таится звук иной,Но, мнится, колокол я слышу вечевой,Разбитый, может быть, на тысячи орудий,Властям когда-то роковой.