Торпеды шли со скоростью около пятидесяти узлов, но промежуток между выстрелом и ударом казался вечностью.
– Первая прошла мимо за кораблем… Вторая прошла мимо за кораблем… Третья прошла мимо за кораблем.
Стоны разочарования раздались в боевой рубке. Мы посчитали его скорость меньшей, чем она была на самом деле.
– Произвести еще один расчет к атаке! – В голосе Маша слышалась жесткая настойчивость. – Возьмите двадцать узлов!
– Готово.
– Пятый, пли!
Лодка вновь вздрогнула, и глаза Дика оставались как приклеенные к перископу. И опять новости, которые поступали к нам через длинные паузы, были плохими.
– Цель отворачивает.
– Проклятье!
– Четвертая прошла мимо… Он разворачивается. Теперь он идет прямо на нас.
Ситуация резко изменилась. Потревоженный следом от трех первых торпед, эсминец начал быстрый уверенный отворот от нас, развернулся на 270 градусов и теперь направлялся к нам, готовый к возмездию. Миноносец, иначе говоря противолодочный корабль, предназначен для уничтожения подводных лодок, и этот теперь шел к нам с палубой, полной глубинных бомб. Мы выпустили четыре из наших шести носовых торпед. У нас было еще четыре в кормовых аппаратах, но потребовалось бы слишком много времени для того, чтобы развернуться и выстрелить ими, и еще больше для того, чтобы перезарядить наши носовые аппараты.
– Ладно, – сказал Маш. – Приготовиться к выстрелу прямой наводкой.
Мы говорили о выстреле прямой наводкой на встречных курсах в кают-компании, но сомневаюсь, что кто-нибудь из нас когда-либо всерьез предполагал, что ему придется произвести такой выстрел. Само это название подразумевает выстрел по цели, которая надвигается прямо на вас. Никто не знал наверняка, насколько эффективным он будет, потому что, насколько мне известно, тогда не было ни одного документально засвидетельствованного случая в практике действий подлодок, когда кто-нибудь пытался его применить. Но у него было одно очевидное достоинство и два ошеломляющих недостатка. С одной стороны, вам не нужно знать скорость цели при нулевом угле; с другой стороны, цель будет на минимальном расстоянии, и, если вы промахнетесь, не останется времени предпринять что-то еще. В данном случае нам предстояло выстрелить двухтонной торпедой по кораблю не более двадцати футов шириной, идущему на нас со скоростью порядка тридцати узлов.
За несколько минут до этого я, как идиот, думал, какую прекрасную историю расскажу Энн и Билли во время своего отпуска. Теперь же я с облегчением вспомнил, что перед началом нашего похода оставил на берегу завещание.
– Готово, – сообщил Роджер от вычислительного устройства.
– Приготовиться к выстрелу.
– Дистанция тысяча восемьсот.
– Пятый, пли!
– Перископ под водой.
– Подними выше.
Под влиянием выстрела Хэнк сразу же потерял контроль[3], и мы опустились ниже перископной глубины, а миноносец несся на нас, вспенивая воду бурунами.
– Подними ее выше, Хэнк. Парень, подними ее выше! – крикнул в люк командир.
Томительное ожидание, затем Дик припал к перископу:
– Капитан, мы не попали в него. Он все еще идет к нам. Все ближе.
Странно, как в таких ситуациях часть вашего сознания может быть занята холодным, беспристрастным анализом факторов, не связанных непосредственно с вашей безопасностью. Я обнаружил, что изумлен изменением, происшедшим с Диком О'Кейном с момента начала атаки. Было так, будто во время всех болтливых, хвастливых месяцев до этого он был потерян, искал свое истинное «я» и теперь оно было найдено. Он был спокоен, немногословен и весьма хладнокровен. Мое мнение о нем все время претерпевало изменения. Я не в первый раз обращал внимание на то, что поведение людей под огнем невозможно точно предугадать по их ежедневным поступкам, но это был наиболее разительный из когда- либо наблюдавшихся мной примеров того, как человек превращается в первоклассную боевую машину.
– Приготовить к выстрелу шестой аппарат.
– Шестая, пли! – отдал команду Дик.
Эхом отозвался Маш:
– Быстрое погружение!
Мы заполнили балластную цистерну и пошли вниз. Я спустился и принял управление у Хэнка. Я не мог погрузил лодку по-настоящему глубоко, потому что мы понятия не имели, какая там была глубина. Но я погружал ее так глубоко, как только мог, – до девяноста футов. Мы уходили от атаки возмездия глубинными бомбами.
Мы уже больше не были агрессором. Теперь наше время кончилось, так же как кончились и торпеды, и мы были беспомощны и не могли контратаковать. Все, что мы могли сделать, – это зацепиться за что- нибудь и быть готовыми к последней встрече с глубинными бомбами военного корабля. Наше время пришло, и мы ожидали конца почти спокойно.
Первый взрыв был громким и близким. Пара лампочек разбилась вдребезги, как это всегда бывает при близком взрыве, и я помню, что начал тупо смотреть на то, как мелкими кусками стал отслаиваться пробковый материал внутренней обшивки «Уаху».
Мы ожидали второго взрыва, каждый был внутренне сломлен и смотрел больше на окружающие предметы, чем на товарищей, ни один не смотрел в глаза другому, как это бывает в последние моменты жизни.
Десять, двадцать, тридцать секунд… Я поднял глаза и увидел на лицах окружающих меня людей выражение удивления. Шум из помпового отсека прервал оцепенение.
– Черт побери! Может быть, мы его подбили?
Было что-то нелепое, даже почти веселое в этом звуке. Наверху, в боевой рубке, Маш услышал его и засмеялся.
– Ну, ей-богу, подбили, – откликнулся он, теперь его голос громыхал. – Возвращаемся на перископную глубину, Джордж.
Почти как безумные мы вытаскивали лодку наверх.
И вновь Маш предоставил Дику перископ. Тот долго смотрел.
– Вон он. Раскололся надвое.
Что творилось на «Уаху»!
Я махнул Хэнку, чтобы он занял место в центральном посту, схватил свой «графлекс» и поднялся по трапу в рубку. Маш прозвал меня корабельным фотографом, и я хотел во что бы то ни стало сделать снимок нашей цели.
Это было не просто. Даже Маш захотел взглянуть на нее, и каждый в переполненной боевой рубке пробивался в свою очередь посмотреть после того, как командир отошел от перископа в сторону. Наконец наступил и мой черед.
Миноносец пылал, разломившись надвое, как спичка, его нос уже осел. Наверное, у его командира сдали нервы, когда он увидел нашу последнюю торпеду, идущую на него, и он слишком резко положил руль, пытаясь отвернуть от нее, и, повернувшись к ней бортом, подписал эсминцу смертный приговор. Теперь, когда корабль начал тонуть, экипаж облепил его, сотни человек висели на оснастке, на надпалубных сооружениях, оставались на палубах. Пока мы боролись за место у перископа, некоторые моряки эсминца вернулись на свои места у орудия на носовой части палубы и открыли огонь по нашему перископу. Они продолжали вести его до тех пор, пока корабль не затонул, скрывшись в волнах.
Мне удалось сделать несколько снимков, после чего я посторонился. И теперь Маш, который становился тираном в чрезвычайных ситуациях, вернулся к духу демократии, которую всегда проявлял, когда случалось
