из «Хейл-Уохайн» обручились. Все съезжали, а дом выставлен на продажу.
Мы знали мужчин, с которыми были помолвлены девушки. Большинство из них были конторскими служащими в Пёрле, они могли составить нам приятную компанию, но мысль о том, что они наглым образом вторгаются и разрушают наш устоявшийся распорядок, выводила нас из себя. Мы обсудили это и придумали план, как расстроить помолвки.
Это был не просто плохой план, это, наверное, наихудший из когда-либо разработанных планов, причем обреченный на провал с самого начала. Но в нашем состоянии праведного гнева он казался прекрасным в своей незамысловатости. Мы устроим такую шикарную, такую роскошную вечеринку, с такой щедростью души и темперамента, что эти бедные девушки увидят, как ошиблись в выборе пути, оценят превосходство моряков «Поллак» над этими их женихами и тотчас же вернутся к прежней жизни.
Каждый из нас пожертвовал всем своим запасом шампанского для такого случая. Шампанское не входило в число обычно потребляемых офицерами напитков. Фаворитами тут были бурбон и скотч, и доля выделялась в разумных пределах. Наша доля, которая накапливалась в течение всех пяти месяцев, которые мы проводили в море, была огромна. Потребовалось около двухсот фунтов льда, чтобы обложить им все наши бутылки шампанского, когда их выложили в ванной на Гавайях, чтобы подготовить для грандиозного события.
Мы позвали девушек из «Хейл-Уохайн» и сказали им, что собираемся отметить их помолвки. Для более эффективной демонстрации нашего превосходства мы убедились в том, что будут присутствовать все женихи, затем погрузили наше шампанское в джип и отправились в «Хейл». Пришлось сделать три ездки, чтобы доставить туда все бутылки.
С самого начала стало очевидно, что все идет не так, как мы спланировали. Даже нам самим было ясно, что мы разговаривали громковато; девушки из «Хейл-Уохайн», казалось, испытывали легкое замешательство, а их женихи чопорно стояли небольшой обособленной группой в сторонке. В отчаянии мы открыли новые бутылки шампанского, запели несколько громче, с большей веселостью принялись вспоминать события прошлого, когда моряки «Поллак» чувствовали себя в этом чудесном месте как у себя дома.
Самая молодая и прекрасная из обитательниц «Уохайн» позеленела, приложила ко рту носовой платок и выбежала. Далее началась цепная реакция. В течение считаных минут буквально каждая из девушек в этом доме последовала за ней, и каждая выглядела смертельно больной. В большой комнате воцарилось молчание. Женихи мрачно уставились на нас. А цепная реакция тем временем продолжилась.
Нам и в голову не приходило, что наше щедрое «возлияние» в виде шампанского будет слишком большой нагрузкой для нежных приличных девушек «Хейл-Уохайн». Еще менее мы задумывались о том, как оно повлияет на мужчин, много недель проведших вовсе без спиртного, не говоря уже о шампанском. Но в то время как маленькая группа обрученных мужчин лишь взирала с презрением, всем, кто пришел с «Поллак», стало плохо.
Мои надежды получить командировку домой на строительство новой лодки опять разбились вдребезги. Левеллин принес мне известие: я должен был вновь пойти в море на «Поллак», но после завершения похода обязательно наступит мой черед на командировку. Все надежды, которые я так бездумно лелеял, опять поблекли, и мне пришлось писать Энн, что наша встреча вновь откладывается. Но в следующий раз, уверял я ее, она произойдет, можно не сомневаться. После шести боевых походов я собирался во что бы то ни стало попасть домой.
Моя жалость к самому себе больше возрастала при мысли о том, что мои старые товарищи по «Уаху» наслаждаются пребыванием в Соединенных Штатах на время капитального ремонта, и при упоминании о все большем числе моих однокашников, откомандированных на родину, чтобы стать старшими помощниками на новых субмаринах. Я случайно встретил одного из них – Джо Эйзенхауэра, который временно исполнял обязанности командира в ожидании приказа о начале строительства новой лодки. Джо потом стал командиром «Джаллао», на которой уничтожил поврежденный легкий японский крейсер во время своего первого патрулирования. Но даже в то время, когда ему завидовал, я услышал новость, которая отбросила меня к более верному ощущению перспективы. Военно-морские силы объявили о потере «Тритона», на котором служил мой друг Джек Кратчфилд. «Тритон» стал одним из лидеров с самого начала войны. Он был в боевом дозоре возле острова Уэйк, когда японцы нанесли удар, и 8 декабря 1941 года первым из подлодок Тихоокеанского флота совершил торпедную атаку, нанеся урон неопознанному японскому военному кораблю около Уэйка. С тех пор она потопила одиннадцать японских кораблей и судов, в том числе миноносец и подводную лодку. Мысль о Джеке и других, которые никогда не вернутся домой, заставила меня осознать, насколько незначительным было мое разочарование по сравнению с тем, что случилось с ними.
Тем не менее, когда «Поллак» вышла из Пёрл-Харбора в конце июля в свое восьмое и наиболее насыщенное событиями боевое патрулирование, мое настроение было далеко не таким, каким должно было быть у старшего помощника капитана. Мысли о доме и семье стали почти неотвязными для меня. У меня появилось чувство жестокой агрессивности, но только потому, что чем быстрее мы истратим свои торпеды, тем скорее для нас наступит время возвращения из похода. Между тем я нервничал, отрастил бородку клином, угрюмо слушал Сибелиуса на имевшемся на «Поллак» патефоне и приобрел репутацию человека со скверным характером.
На Зулли это отражалось больше всего. Он мне нравился, но я терпеть не мог его постоянного благодушия и поймал себя на том, что придираюсь к нему немилосердно. В день, когда я застал его проводящим время за комиксами, я, собственно говоря, отыгрался на нем.
Во время третьего похода «Уаху» Дик О'Кейн сделал неожиданный приятный сюрприз, который я позднее перенес на «Поллак» в качестве средства, повышающего моральный дух. Он взял с собой на борт кипу воскресных комиксов, которые его жена собирала для него месяцами и делала подборку за определенные периоды. Я написал Энн с просьбой начать собирать комиксы для меня, и «Поллак» отправилась в свое восьмое патрулирование, имея на борту достаточное для длительного похода количество комиксов, если их просмотр рационально распределить. Но едва мы отправились в путь, как я застал Зулли с экземпляром комиксов. Это случилось за две недели до начала просмотра по графику. Его объяснение, что он не вынесет тревожного ожидания, чтобы узнать, что случилось с Диком Трейси, не разжалобило меня, и оставшееся время патрулирования я держал комиксы под замком, охраняя их, как охраняют питьевую воду на плоту среди моря.
Мы направлялись в район пролива Бунго неподалеку от Японской империи, как обычно везде в вооруженных силах называют родные для японцев острова – у южного входа во Внутреннее Японское море. Через четыре дня после отбытия из Пёрла мы дозаправились в Мидуэе – дозаправка означает заполнение топливных баков под завязку – и взяли курс на Софу-Ган, известный пункт в Тихом океане, который называют «жена Лота».
Лично я надеялся на то, что нам попадется конвой, мы выпустим по нему все торпеды и вернемся прежде, чем достигнем намеченного района.
Но прошло почти две недели после того, как мы вышли из Мидуэя, прежде чем мы заметили свою добычу и вышли в атаку, которая чуть было не стала фатальной для нас, а не для неприятеля.
Это был конвой из двух грузовых судов, который шел почти в семи милях от нас, когда ясным августовским утром мы обнаружили его. Мы подождали, пока он скроется из вида, а затем всплыли, чтобы его преследовать. Затем, после ряда дней бездействия, цели для нас вдруг смешались. В то время как мы следовали за двумя грузовыми судами, мы увидели конвой, имевший три корабля охранения, по другому курсу на еще более дальней дистанции.
Мы сменили цели и начали маневрировать, чтобы опередить новый конвой. Вскоре после полудня мы были готовы к атаке. Погрузились и начали сближение в подводном положении с шедшим впереди грузовым судном, самым крупным из трех. Но когда мы уже были готовы дать залп, он пошел к нам зигзагом, оставляя нас на расстоянии примерно в триста ярдов. Мы поспешно отвернули и выстрелили из двух кормовых аппаратов. Обе торпеды прошли мимо цели, и мы круто повернули влево, чтобы выстрелить по второму грузовому судну из своих носовых аппаратов, когда возле нас взорвалась глубинная бомба.
Мы уже ушли ниже перископной глубины для разворота. Потом мы поднялись достаточно высоко, чтобы посмотреть, что происходит, и обнаружили, что находимся примерно в шестистах ярдах впереди второго грузового судна. Резкий со свистом выброс пара разорвал над ним тишину – отчетливый свистящий сигнал.
