Капитан Левеллин быстро повернул перископ и нашел разгадку. Справа к нам приближался миноносец, так что мы нырнули на глубину.
Кое-как мы оторвались от него, через сорок пять минут поднялись под перископ, увидели, что море вокруг чисто, и всплыли на поверхность, чтобы начать преследование. Было уже более десяти часов вечера в тот момент, когда мы вернулись для атаки из надводного положения, и прошло еще полтора часа до того, как мы выпустили все четыре торпеды носовых аппаратов в самое крупное грузовое судно.
Мы так и не узнали, каков был результат залпа, потому что в тот момент были ввергнуты в кризис, настолько загадочный, насколько своенравная старая «Поллак» когда-либо смогла умудриться нам устроить. Я стоял в центральном посту с самым драгоценным секундомером в руке, отсчитывавшим секунды хода торпеды, когда чудовищный взрыв потряс лодку от одного конца до другого. Он был не похож на взрыв ни одной из когда-либо встречавшихся мне глубинных бомб. Я швырнул секундомер через плечо, уверенный, что нам конец, и мне не хотелось бы встретить смерть с секундомером в руке.
Испуганные голоса были слышны с мостика. Море вокруг нас заливал странный свет. Люди были сбиты с ног в кормовой части лодки, и главные рубильники были вырублены, что привело к тому, что у нас мгновенно остановились все силовые установки. Мы двигались по инерции до полной остановки.
Беспомощные, мы оставались на поверхности, и нас мог прикончить любой проходящий мимо корабль, но, к счастью, конвой был ошеломлен так же, как и мы. Он умчался на всех парах, тогда как мы застряли со своими делами, устраняя повреждения, и в конце концов восстановили силовые установки. Сделав это, мы возобновили преследование, но непрерывные и тщетные усилия в течение всего дня, кульминацией которых стал этот колоссальный взрыв, вымотали нас физически и духовно. Вместо того чтобы предпринимать новую атаку из надводного положения, мы решились на атаку на перископной глубине и нырнули впереди по курсу конвоя незадолго до рассвета. Тот, в свою очередь, радикально сменил курс и ушел от нас.
Что стало причиной взрыва, мы так и не узнали, но после длительного знакомства с «Поллак» и ее нравом могли догадываться. Одна из наших торпед, вместо того чтобы идти к цели, должно быть, пошла вниз и взорвалась под нами.
В последующие две недели мы без происшествий патрулировали в районе Каролинских островов, затем взяли курс на район пролива Бунго во Внутреннем Японском море. А там, спустя несколько дней, наша старая подлодка заставила нас пережить самое жуткое из всех испытаний.
Вскоре после полуночи мы повернули на вьющийся дымок и оказались на курсе конвоя из шести судов, четыре из которых, по-видимому, были крупными грузовыми судами, а два других – небольшими. Мы приближались к суше при восходящей луне, что было сочетанием факторов, требовавшим необычайной осторожности. Мы пропустили первые два грузовых судна, затем осмотрели остальные четыре и выбрали второй, играя по-крупному. Последние два судна в караване еще не были различимы, но мы полагали, что это небольшие грузовые суда. Для того чтобы сблизиться с целью, нам нужно было выйти к ней прямо по курсу этих двух судов.
Мы были почти на позиции залпа, когда стало очевидно, что ближайшее из последних двух судов было не грузовым, а эсминцем и что вскоре мы будем у него прямо по курсу всего примерно на расстоянии в три тысячи ярдов. Теперь уже было слишком поздно менять план атаки, так что мы сблизились и дали залп по грузовому судну из своих четырех носовых торпедных аппаратов с дистанции в двести пятьдесят ярдов. Но на этот раз миноносец был уже так близко, хотя, по-видимому, не видел нас до того момента, пока мы не выстрелили.
Мы взяли скорость на форсажном режиме и повернули, чтобы оставить его за кормой. Когда мы поворачивали, услышали взрыв и увидели столб воды, взметнувшийся у цели. Звук свидетельствовал о втором взрыве. Мы уходили прочь на самом полном ходу, в то время как миноносец был всего в полутора тысячах ярдах от нас и быстро приближался. А теперь оказалось, что последним в караване было вовсе не грузовое судно, а небольшой сторожевик, который сократил расстояние между нами до тысячи четырехсот ярдов.
Мы оказались в мышеловке. Грузовое судно тонуло, но два военных корабля сближались с нами на большой скорости. Используя копилку боевого опыта Маша Мортона, мы попытались сделать по миноносцу два выстрела прямой наводкой из кормовых аппаратов. Но промазали, и он стал обстреливать нас.
Вдруг наш мостик залил яркий свет. Противник навел на нас прожектор. Оказавшись на виду под этим ослепительным светом, в то время как оба сторожевика приближались к нам, мы сделали единственно возможное – нырнули, погружаясь с максимально возможной скоростью.
Когда подводная лодка находится на поверхности, носовые горизонтальные рули убраны, прижаты к корпусу корабля и находятся над водой. С началом погружения они должны быть раскрыты рулевым- горизонтальщиком, который поворачивает их, контролируя глубину и угол погружения. Кормовые горизонтальные рули, которые находятся под водой, даже когда лодка на поверхности, и всегда раскрыты, выполняют аналогичную функцию. Но теперь, когда мы погружались с максимальной скоростью примерно восемнадцать узлов, носовые горизонтальные рули не регулировались, а кормовые рули заклинило на резкое погружение.
Погружения обычно осуществляются с дифферентом на нос при угле в восемь – десять градусов. При таком угле и отрицательной плавучести лодка может идти на скорое погружение. Но теперь нам довелось узнать, какой на самом деле может быть скорость погружения. При скорости восемнадцать узлов и неподвижно застрявших в положении резкого погружения кормовых горизонтальных рулях, а также при полном «отсутствии» носовых горизонтальных рулей лодка стала погружаться с совершенно невероятным дифферентом на нос.
Мы опускались все глубже и глубже, скорость была опасно высокой, угол погружения возрастал с каждой секундой. Стрелка глубиномера отклонялась с пугающей быстротой. Мы достигли контрольной глубины, ниже которой погружаться считалось опасным, но все-таки продолжали погружаться. Еще даже до того, как мы достигли контрольной глубины, нос лодки ушел слишком глубоко, это было видно, так как глубиномер находится в средней части судна, на расстоянии ста пятидесяти футов от носа к корме.
Японский миноносец сбрасывал глубинные бомбы, но ни у кого не было времени об этом беспокоиться. «Поллак» уже и так пошла на самоубийственный шаг. Мы должны были ее остановить, в противном случае не имело бы значения, попадут глубинные бомбы в цель или нет.
– Продуть главный балласт!
Это только усугубило ситуацию. Воздух устремился в кормовую часть, облегчая корму и еще больше увеличивая угол.
Теперь уже никто на борту «Поллак» не мог стоять, не держась за что-нибудь. Моряки ухватились за люки, столы, рычаги. Некоторые не могли удержаться, и их ноги широко распластались в воздухе. Шум был ужасным. Оборудование в подлодке установлено с расчетом на оптимальный дифферент на нос, но теперь этот дифферент ушел за все мыслимые пределы. По всей лодке стоял грохот, точно начался летний гром, – это оборудование выскакивало из ячеек и падало.
Именно голос нашего инженер-лейтенанта Джо Фелпса внес долю здравомыслия в создавшуюся обстановку.
– Ради бога, командир, – крикнул Джо, – не пора ли всем перейти назад?
Вот она, эта старая аксиома, которую Левеллин и я забыли на мгновение: когда дифферент на нос становится слишком большим, экипажу перейти в конец и молиться.
– Электродвигатели – полный назад. Всем срочно в корму! – проревел командир.
Каким-то образом в неразберихе команда докатилась обратно до поста энергетики.
Показатель угла погружения уже давно ушел за максимальную величину 25 градусов. Насколько мы ее превысили, не знал никто, а в тот момент ни у кого не было времени на предположения. Если мы погрузимся еще глубже, «Поллак» лопнет, как проколотый футбольный мяч. Наша единственная надежда была на то, что обратный ход винтов постепенно замедлит наше падение.
И медленно, медленно они начали это делать. «Поллак» потеряла скорость. Дифферент начал выравниваться. Наши ноги стали увереннее чувствовать под собой опору. Наконец «Поллак» почти полностью остановилась.
Возникла новая чрезвычайная ситуация. Наши цистерны главного балласта были почти пустыми, продутые в тщетной попытке настолько облегчить «Поллак», чтобы замедлить ее погружение. Но теперь,
