через Ломбокский пролив со скоростью девятнадцать узлов, с пустым мостиком, если не считать командира, у которого виднелась лишь одна верхняя часть головы. Я разрешил проблему, убрав нижнюю часть тела в люк.
Я подвергался этому наказанию все время, пока патрульный катер не остался далеко позади, и лишь тогда возвратился на свой пост и как ни в чем не бывало позвал Тома Бека, чтобы сказать ему, что теперь он может подняться не опасаясь. Он подошел, и мы радовались вместе, пока не посмотрели вперед и не увидели второй патрульный катер, приближающийся к нам с юга.
На этот раз и в самом деле не оставалось ничего другого, как уходить под воду. Мы погрузились, и я сказал себе, что теперь, 22 декабря, мы должны выдержать глубинную бомбежку, которую заработали, но не получили.
Он прошел прямо над нами и продолжил путь дальше, так и не сбросив глубинную бомбу. Вероятно, он нас так и не заметил. И что еще лучше, когда мы ушли под воду, совершенно сбили с толку первый патрульный катер. Через полчаса мы уже вновь были на поверхности, двигаясь на юг и ликуя.
Оставалось еще миновать береговые батареи на острове Бали, на южном конце пролива. Теперь моя самонадеянность улетучилась. По мере того как мы приближались, я становился все напряженнее. Мы подтянулись как можно ближе к острову Ломбок и осторожно шли вдоль него, задержав дыхание, и в тот самый момент, когда я подумал, что для них самое подходящее время, чтобы открыть огонь, в небе над Бали сверкнула молния, и я чуть не свалился за борт от неожиданности.
Для меня в тот вечер это был последний знак судьбы, который состоял в том, что меня прикрыла вспышка молнии.
Батареи так и не открыли огонь, и через несколько минут на «Флэшер» началась качка, и она стала зарываться в воду, когда окунулась в высокие, славные и удивительно безопасные волны Индийского океана.
Теперь мы могли расслабиться и подшутить над Снэпом Коффином. Снэп был инженером, на берегу бегал по общественным делам, но был очень серьезным офицером на борту корабля. Учитывая установившуюся традицию, согласно которой на меня были возложены штурманские обязанности при возвращении домой «Уаху» во время третьего патрулирования, Снэпу поручили быть штурманом на оставшееся время пути.
У нас оставалось топлива на опасном пределе, о чем ему, как инженеру, было прекрасно известно. Это требовало точной обсервации, а у Снэпа было очень мало опыта в этом деле. В течение первых двух дней он проявлял беспокойство, пока к нему не стала возвращаться самоуверенность, тогда офицеры и другие члены экипажа «Флэшер» сговорились против него и чуть ли не подорвали его моральный дух.
Мы были в добрых шестистах милях от ближайшей суши и шли курсом на залив Эксмут к пункту на северо-западе Австралии, где должны были дозаправиться. Однажды мы сидели в кают-компании, когда вошел Снэп со своим дневным докладом для меня.
Он обозначил мне наше местоположение, а я поблагодарил его и спросил, уверен ли он в своей правоте.
– Да, сэр, я уверен, – сказал он. – Это наше точное местоположение. Я сделал утром отличную обсервацию и проложил линию системы координат от положения утреннего солнца, а теперь определил обсервационное место судна в полдень. Я знаю точно, где мы находимся.
Просто сердце кровью обливалось при виде его самоуверенной гордости, ввиду того что его ожидало впереди.
– Отлично, Снэп. Как у нас с топливом?
– Ну, нам надо будет заправиться. Мы сможем это сделать только в заливе Эксмут.
А потом, как раз в самый подходящий момент, вошел вестовой.
– Сэр, палубный офицер докладывает, что в перископ они видят землю.
Я смотрел на Снэпа и молча ждал ответа.
– Нет, сэр! – воскликнул он горячо. – Это не может быть земля!
– Вероятно, это мираж, – сказал я непринужденно. – Давай пойдем взглянем.
Я встал и медленно направился в боевую рубку. Снэпу до смерти хотелось попасть туда первым, но ему пришлось пропустить меня вперед. В боевую рубку я первым прошел вверх через люк и направился к перископу. Мы были на поверхности, но перископ давал нам гораздо лучшее поле зрения, чем с мостика.
Поднимаясь по лестнице, мы слышали, как рулевой говорил:
– Приготовиться… дайте пеленг… – и выкрикивал пеленг.
Другой рулевой озабоченно записывал его.
– Дай посмотрю, – сказал я и примерно в течение минуты стоял у перископа.
– Ей-богу, ты прав, – сказал я наконец. – Это земля, Фил, посмотри-ка.
Старпом подошел к перископу.
– Дайте мне посмотреть, – попросил Снэп со все возрастающим беспокойством в голосе.
– Нет, погоди минутку, Снэп, – сказал Фил. – Командир, это поразительно. Похоже на что-то вроде здания на побережье. Посмотри туда!
Я посмотрел и согласился, а затем сообщил, что видны дома, и передал перископ Филу, который тоже увидел дома. Отчаянные просьбы Снэпа взглянуть становились просто душераздирающими.
– Снэп, – спросил Фил строго, – что это может быть за место?
– Этого не может быть! – воскликнул он. – Это мираж!
– Ладно, – сказал я, – до тех пор, пока мы не выясним, где находимся, нам лучше погрузиться. Снэп, как полагаешь, не следует ли нам произвести замер глубины лотом?
– Разогреть эхолот! – трагически простонал Снэп. – Произвести замер глубины!
Голос из боевой рубки прозвучал как приговор:
– Три сажени.
– Командир! – позвал сигнальщик с мостика. – Мы уже отсюда видим землю!
Бедный Снэп бросился через люк наверх, в шоке оглядел огромные морские просторы вокруг. Только благодаря железной дисциплине на флоте он никого не убил голыми руками.
Мы чуть было не использовали нашу последнюю торпеду в нескольких милях от залива Эксмут.
Радар показал контакт с судном, о котором нам не докладывали. Яркая луна только всходила, и на горизонте мы видели неясное пятно. Мы начали его преследовать и послали донесение в Перт, запрашивая, есть ли в этом районе какие-нибудь наши суда. Тут же был получен отрицательный ответ.
Наконец мы вышли на позицию, где судно должно было оказаться между нами и луной. Это была подводная лодка. В Перте, вне всякого сомнения, знали, если бы какая-либо из наших субмарин находилась в этом районе. Я подумывал о том, чтобы открыть по ней огонь, но решил прежде разведать получше, поэтому сделал разворот и пересек ее курс таким образом, что она оказалась между нами и луной. На этот раз мы были ближе. Она походила на британскую подлодку.
Я достал маленькую сигнально-опознавательную лампу, велел открыть крышку торпедного аппарата и подключил ее к ВУРТА, с тем чтобы мы были готовы по команде дать залп. Затем я дал ему сигнал-запрос на опознавание.
Ничего не произошло. Я знал, что был правомочен открывать огонь, но как-то не мог решиться на это. Я сделал еще один круг, вновь вышел на боевую позицию и на этот раз включил переносной прожектор, луч которого был виден ночью на многие мили. И опять никакого ответа.
Снова мы сделали круг. На этот раз использовали свой трехдюймовый прожектор, бросая им вызов. И на этот раз смогли ясно различить, что это была британская субмарина. На мостике – ни души. Лодка шла с величайшей беспечностью, не отвечая, не ныряя под воду и не меняя курса. По сей день ее экипажу и в голову не приходило, насколько близок он был к тому, чтобы быть торпедированным.
Мы пополнили запасы горючего в заливе Эксмут, а через несколько дней снова были в Перте, где на первом плане в перечне дел была женитьба Фила Гленнона.
Его невестой была красивая девушка из хорошей семьи в Перте. Он встречался с ней раньше в оставшееся время перед двумя или тремя выходами в море, когда он и Том Маккэнтс ходили охотиться на кенгуру. Дорри вместе с другими членами семьи тоже охотилась на кенгуру, но она оказалась рядом с
