Но у морской женщины было еще одно оружие, помимо слов. Ее руки каким-то образом проникли под складки моего халата, и она коснулась ими моего обнаженного тела.
Дыхание разом покинуло меня, и я почувствовал, как вода устремилась ко мне в рот и в легкие.
— Извини, что пришлось так поступить, — сказала она со смесью печали и предвкушения, — но я обещаю, что это не будет неприятно. — Она склонилась ко мне и легонько ущипнула меня за ухо, как рыба могла бы клюнуть лист водоросли. — Скоро, — шепнула она, — ты, возможно, даже сумеешь полюбить это.
Похоже, у меня не было выбора. Мне было нечем дышать, и не было никакой возможности набрать в легкие ничего, кроме воды. Значит, это конец моей жизни как смертного человека. Я ждал, когда меня поглотит вечная мгла.
Вместо этого я услышал оглушительный шум, и мир мой заполнился ослепительным светом.
Глава тридцатая,
в которой мы доподлинно узнаем, почему неведение — это благо
И выкашлял воду, вдохнул воздух и понял, что яркий свет, который я вижу, — не что иное, как жгучее сияние полуденного солнца. И когда уши мои освободились от воды, я услышал наистраннейшую музыку, красивую, живую и удивительным образом побуждающую к движению.
— Ты ведь не думал, что сможешь так легко отделаться от нас, верно? — услышал я ужасно надоевшее басистое мурлыканье Оззи, когда музыка смолкла.
— Но я должен был вот-вот утонуть… — попытался объяснить я, взглянув в небо.
— Никто не умирает без моего разрешения, — самодовольно ответил Оззи. — Не волнуйся. Я намерен дать тебе такое разрешение очень скоро. — Он захихикал, словно камни покатились вниз по горному склону. — Теперь, когда я призвал своих собратьев, я могу делать все, что захочу.
И в самом деле, я увидел, что голова Оззи в небе не одинока, но по бокам от нее виднеется с полдюжины других джиннов, не говоря уж о том, что у тех, других, были тела и руки и что в этих руках они держали инструменты причудливой формы из чеканного золота.
— Да, леди и джентльмены, — произнес Оззи, просто-таки истекая гордостью, — позвольте представить вам Сэма Ифрита и его Джинн-Банду!
Словно приветствуя нас, остальные джинны подняли свои инструменты к губам и выдули один- единственный сиплый звук.
— Никто не может устоять против музыки волшебных саксофонов! — Оззи явно наслаждался собой. — Я понял, что с такой несомненной, не поддающейся описанию силой, как у Синдбада…
— Это мое имя! — воскликнул я. И к своему огромному облегчению, услышал тоненький голос, по- прежнему доносящийся из бутылки неподалеку. Значит, я, как и предполагал, выронил ее и ее спас кто-то другой из нашей компании. Я рискнул ненадолго оторвать взгляд от магических существ в небе.
Повсюду громоздились груды драгоценных камней. Но все те, кого я покинул на горном склоне, казалось, ничуть не изменились; даже паланкин Фатимы выглядел не более ободранным и помятым, чем прежде. Ахмед держал волшебную бутылку. Несомненно, его проворные руки поймали ее, когда меня утащили в небо.
— Нас спасла магия Малабалы, — пояснил парнишка в ответ на мой вопросительный взгляд. — Похоже, что он отличный маг, при условии, что не полагается на чьи-то слова.
Теперь я вспомнил, как маг усмирил ужасный шторм. Но размышления мои на эту тему разом оборвались, когда я бросил взгляд на вершину горы и увидел там около сотни обезьян с королевой во главе!
—
— Это мое имя! — снова вылетело из моей глотки.
— Так-то лучше, — быстро добавил Оззи, не позволяя больше перебить себя. — И когда я увидел, что удача сопутствует не только торговцу, но и этому молодому носильщику тоже, я понял, что даже столь могущественный джинн, как я, может столкнуться с некоторыми трудностями. И к тому же я учитывал остальных, людей и всех прочих, которых два Синдбада, — он подождал, пока мы снова откликнемся, — нашли за время пути. — Он указал на Джинн-Банд. — Было ясно, что джинну, даже такому талантливому, как я, может понадобиться небольшая помощь. А эта помощь — что надо! В качестве первого номера программы они вытащили носильщика оттуда, где он спрятался, доказав, что от гнева Оззи воистину не скрыться! А теперь прошу прощения на минутку, пора решить вашу участь.
Он повернулся к остальным джиннам, на время отвлекшись от беседы с нами.
Шрам весело кивнул мне:
— Он просто трепло. Два к одному, что у него ничего не выйдет.
Это верно, чем больше я узнавал Оззи, тем чаще на ум мне приходило слово «нелепый». Но все-таки он привел с собой неведомое подкрепление. Быть может, они действительно сумеют помочь ему добиться успеха.
— Ладно, — мимоходом заметил Кинжал, — надеюсь, он снова опозорится самым жалким образом и как можно скорее, чтобы мы могли заняться своими делами.
Мне показалось, что эти двое все еще продолжают без нужды темнить насчет своих планов с остальными; профессиональная бандитская привычка, решил я. И все же я не мог не поглядывать на сверкающие груды бесценных камней и не гадать, каковы могут быть намерения разбойников насчет нас теперь.
Как бы то ни было, в последнее время в моей жизни было слишком много неясностей. Бандиты они или нет, я решил, что пора прояснить этот вопрос окончательно.
— А что будет с нами? — спросил я. — У вас здесь столько сокровищ, что не истратить и за целую жизнь. Очевидно, мы можем быть свободны.
— Мы обдумали ваше положение, — ответил Кинжал с обычной вежливой, но недоброй улыбкой, — и выработали план, состоящий из двух частей. Сначала мы загрузим в паланкин столько драгоценных камней, сколько сможем унести, и проживем остаток нашей жизни богатыми, точно султаны. Но что касается второй части…
Он кивнул своему напарнику, который радостно продолжил:
— Мы все равно собираемся отдать вас нашему султану! Он заплатит нам еще больше! И мы заживем лучше, чем султаны!
— Шрам сам придумал это! — с гордостью сообщил Кинжал. — И это очень разумное решение. Наш султан не любит, когда его обманывают. Именно поэтому он нанял нас для охоты на Синдбада, и если мы изменим ему, он лишь наймет кого-нибудь другого, чтобы найти нас. — Он умолк и горделиво указал на паланкин. — Кроме того, мы должны доставить Фатиму, ибо она — дар калифа Багдада и должна стать младшей из сотни жен нашего правителя.
Вот, значит, каковы были их зловещие замыслы! Но это означало, что, когда Фатиму доставят к ее новому мужу, она подпадет под власть того самого варварского обычая, в соответствии с которым моего старшего тезку похоронили заживо! Я не мог позволить обречь эту нежную ручку или этот прекрасный смех на подобную жестокость! Тут я понял, что должен заново укрепиться в своей решимости спасти ее, кричи она на меня хоть тысячу раз.
Но тут до меня дошло, что, возможно, обычай неодинаков для султана и прочих обитателей этого города.
— У вашего султана сто жен, — спросил я. — И что, все они здоровы?
— Ну, — рассудительно ответил Кинжал, — насколько мы поняли, не все они находятся сейчас в гареме. Около пары десятков отсутствует, гостит у своих матерей — и тому подобное.
— Некоторые гостят у мамаш годами, — заговорщицки сообщил Шрам.
— Порой весьма утешительно, — тихо прокомментировал Ахмед, — узнать, что политики везде одинаковы.
