– Не держи зла на Тэда, – попросил Селлерс. – Тэд просто хороший, честный коп, который, может быть, был к тебе несправедлив нынче вечером.
– Я не слышал, чтобы он признал это, – сказал я.
Гиддингс глубоко вздохнул:
– Может быть, я был несправедлив к тебе нынче вечером, Лэм.
Он сказал это таким тоном, будто у него вытащили все зубы.
– Ты мошенник, – сказал я, – но, так и быть, я тебя прощаю.
Глава 21
В половине третьего полицейский автомобиль подкатил к дому девяносто шесть одиннадцать на Шестьдесят первой улице. Копы действовали наиболее рациональным способом: выключили двигатель за квартал и к дому подъехали накатом, воспользовавшись для остановки аварийным тормозом, не включающим ослепительно-сверкающие красные сигнальные огни. Вышли, не хлопнув дверью. При них был кузнечный молоток и пара изогнутых прутьев, чтобы быстро открыть дверь. Одна дорожка вела к задней стене дома, но Селлерс и Гиддингс пошли к фасаду. После того как они минуты две прозвонили, в доме зажегся свет, и кто-то спросил из-за двери: «Кто там?»
– Полиция, – ответил Селлерс. – У нас ордер на обыск. Откройте.
– Черт побери, у вас не может быть ко мне никакого дела, – ответил голос.
– Откройте. У нас ордер на обыск.
– У вас не может быть ордера на обыск, – настаивал голос, – я ничего не сделал.
– Откройте дверь, не то выломаем, – пригрозил Селлерс.
Дверь открылась. На пороге стоял высокий, в теле, человек в спортивном нижнем белье. Он был даже на полголовы выше Селлерса. Гиддингс вытолкнул меня вперед.
– Когда-нибудь раньше видели этого парня? – спросил Селлерс, направив луч карманного электрического фонарика на верхнюю часть крыльца, так что наши лица осветились отраженным светом.
– Никогда в глаза его не видел, – сказал верзила, – и я не собираюсь, будучи поднятым с постели в такой час, отвечать на вопросы. Катитесь-ка отсюда. Я чист и...
– Кто сказал, что ты чист? – перебил Селлерс. – Это тот парень, Дональд?
– Тот самый, – ответил я убежденно.
– Никогда в жизни не видел этого маленького сукина сына, – запротестовал верзила.
– Хорошо, Фергюсон, – сказал ему Селлерс, – мы входим в дом. У нас ордер на обыск. Есть в доме еще кто-нибудь?
– Никого.
В это время у задней стены дома началась возня, и один из тех, кого отрядили стеречь заднюю дверь, вошел с менее рослой личностью, одетой в брюки, ботинки, пиджак и нательную рубашку. Верхнюю он, видимо, надеть не успел.
– Мы схватили этого парня, он пытался выскользнуть из задней двери, – доложил полисмен. – Посмотри-ка, что у него было в кармане пиджака. – Он протянул зеленого Будду с пылающим красным рубином во лбу.
Верзила в неглиже выругался и попытался увернуться и убежать. Селлерс сдавил сзади его шею. Верзила грохнулся так, что дом вздрогнул.
– Шевелись, – приказал Селлерс, – заходи в дом. Поговорим об искусстве.
Глава 22
Мои наручные часы показывали чуть больше четырех часов. Сама мысль о возвращении домой была пыткой. Я вспомнил о валяющемся на полу матрасе, о кровати, которую надо будет застелить... Да и Берта, можете быть уверены, позвонит самое позднее в восемь утра, плюс уборка в доме... Не удастся поспать и нескольких часов. Я вспомнил, что меня ждет Филлис. Должна ждать. Но я вызвал такси и поехал в турецкие бани, намереваясь раздеться, закутаться в простыню и похромать в парную. Расслабиться в горячем воздухе, почувствовать, как мышцы впитывают теплоту и боль отпускает, – это же небесное блаженство.
Банщик, положивший на мою макушку холодные мокрые полотенца, вошел со стаканом воды и сообщил:
– Там снаружи стоит коп и хочет вас видеть. Сказал, его зовут Селлерс.
– Скажите, чтоб зашел сюда.
– Он не может войти. Он одет. Из него за пять минут вытечет ведро пота.
– Скажите ему, что я выйти не могу. Простужусь.
Банщик вышел. Примерно через пять минут вошел Фрэнк Селлерс; он был похож на опасного сумасшедшего.
– Слушай, Поллитровочка, – начал он. – Когда ты, черт побери, думаешь подняться?
Он снял мундир и галстук, бросил их на кресло.
– Я никогда не поднимусь, – ответил я. – Стараюсь выгнать боль из своих мышц и не собираюсь выходить на холод, чтобы разговаривать с вами. Так что вы хотели узнать?
– Слушай, Поллитровочка, – сказал Селлерс, – ты должен вскочить молниеносно. Я, черт побери, не знаю, как ты это сделаешь, и меня это не интересует. Мы крепко засели. Мы открыли этот самый сейф, мы получили показания Фергюсона и Джимми Ленокса. Мортимер Джеспер – крупнейший в стране торговец краденым, имевший дело с отборными клиентами, бравший только вещи, о которых заранее договорился с покупателями, и оперировавший прямо под нашим носом, а мы даже не подозревали, что делается. Я тебе много чего обещал. Уверен, ты раньше нас сумеешь поставить точку в деле об убийстве. Но это входит в мои обязанности, и я не могу позволить себе быть в доле. Я хочу узнать все, что тебе известно, а потом действуй как знаешь.
Я сказал:
– Вы слишком самоуверенны и упрямы, чтобы рассуждать об убийстве.
– Нет, я не таков, – не согласился он. – Но я убежден в одном. Единственное место, откуда могла быть выпущена стрела, – это студия Филлис Крокетт. Единственное время, когда она могла быть выпущена, – это когда Филлис Крокетт и Сильвия Хэдли находились там. А Сильвия видела конец духового ружья и то, как Филлис Крокетт прицеливалась из ванной комнаты. На основании свидетельских показаний такого рода можно добиться обвинения в убийстве первой степени.
– Вы уверены, что сможете этого добиться? – спросил я.
Селлерс сильно вспотел. Он вытащил носовой платок из заднего кармана и вытер лоб.
– Черт побери! – воскликнул он. – Не спорь со мной! Скажи, что ты знаешь, и дай мне уйти к чертям отсюда.
– Ваши предпосылки и ваш взгляд на происшествие односторонни, – произнес я.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы сказали, что единственное место, откуда могла быть выпущена стрела, – это студия Филлис Крокетт.
– Ну? Разве это не так?
– Стрела не могла быть выпущена из студии.
– Ты чокнулся, Дональд, – рассердился Селлерс. – Мы притащили это чертово духовое ружье в тамбур и проверили: нет ни одного проклятого места, где можно было бы поместиться, даже высунувшись насколько можно из окна, так, чтобы выстрелить из этого духового ружья стрелой. Я согласен с тобой, стрела могла быть выпущена кем-то стоявшим возле окна в тамбуре. Но этим ружьем трудно манипулировать, оно длиной полтора метра и диаметром десять сантиметров...
– Что можно сказать о следах выстрела? – спросил я.
– Каких следах выстрела? – спросил Селлерс.
– Это термин, бытующий в отделе баллистической экспертизы, – объяснил я. – Вы же знаете, как идентифицируют оружие. Сравнивают нарезку и царапины на выпущенной из пистолета пуле с полем нареза в канале его ствола и...
– Ты совсем спятил, – перебил Селлерс. – В духовом ружье никакого поля нареза нет.
– Дослушайте до конца хоть раз, Фрэнк Селлерс, – попросил я. – Вы действительно считаете, что на
