Уловил ли Лабросс прозвучавшую в голосе Профессора ледяную нотку? Трудно сказать.
— Самое меньшее — тысяча.
Мориарти поднялся и вышел из-за стола.
— Я сейчас вызову горничную и распоряжусь позвать пару моих слуг. Тех, что поздоровее. Вас выбросят отсюда на улицу вместе с чемоданом. А ночь сегодня холодная.
— Ну, может быть, я соглашусь за восемьсот фунтов. Может быть.
— Достаточно. Я не намерен это слушать. — Мориарти дернул за шнурок.
— С вами трудно иметь дело. Хорошо, хорошо… пятьсот.
— Пятьсот фунтов и кое-что сверху. Включая одно слово на дереве — я специально купил кусок старого тополя. Вы напишете это слово до начала работы, в правом нижнем углу.
— С одним я все же согласиться не могу. Никаких помощников. Я работаю один.
— Нет помощника — нет денег, и нет заказа.
Француз пожал плечами.
— Времени потребуется немало. Для получения нужных трещинок ее придется высушивать во время работы.
— Это должно занять не больше шести недель.
На этот раз Лабросс уловил угрозу. В дверях уже стояла Полли Пирсон, и Мориарти приказал ей послать за Уильямом Джейкобсом, а потом разыскать и Гарри Алена. При упоминании последнего Полли, заметно округлившаяся и похорошевшая — сытная пища и спокойная, пусть и нелегкая, работа явно пошли ей на пользу — густо покраснела.
Получив четкие инструкции — следить, чтобы Лабросс не шатался без дела, — Джейкобс отвел француза в гостевую комнату. Тем временем Профессор, как всегда, принявший Аллена за закрытыми дверьми, уже отдавал указания относительно предстоящей поездки с художником в Париж.
— Когда я вернусь, Профессор, найдется ли для меня другая работа? — осведомился бывший учитель, перед тем как удалиться.
— Сделаешь дело хорошо, станешь членом семьи, своим человеком. Для такого парня, как ты, у Берта Спира всегда работа найдется.
Десятью минутами позже Мориарти спустился в кабинет, достал из запертого ящика стола кусок старого тополя, повертел в руках и улыбнулся. Пройдет несколько недель, и эта доска превратится в бесценную «Мону Лизу» и станет наживкой для Гризомбра.
В то время, как в доме происходили все эти события, Спир и Эмбер готовили западню для другого наглеца, Вильгельма Шлайфштайна.
Спир, Эмбер и двое людей Терреманта были в Сити, в темной комнате на первом этаже, выходившей окнами на перекресток Корнхилл- и Бишопсгейт-стрит. Объектом их внимания был угол здания, в котором размещался ювелирный магазин и мастерская. Само здание почти полностью растворилось в темноте. Почти, потому что в сумраке проступали три расположенные на уровне глаз светлые щелки — две со стороны Корнхилл-стрит и одна со стороны Бишопсгейт-стрит.
— Вон он, опять, — пробормотал Эмбер. — На Бишопсгейт.
— По нему хоть часы сверяй, — усмехнулся в темноте Спир. — Точен, как швейцарские. Не сбивается?
— Нет. Ровно пятнадцать минут. Я за ним уже три недели слежу, — прошептал Эмбер. — В десять появляется сержант. Потом уже в час. Иногда бывает, что и в пять утра, но не всегда. Проходят вместе, но за то же самое время.
Они замолчали. На перекрестке, со стороны Бишопсгейт-стрит появился полицейский. По ходу он останавливался у каждой двери и трогал ручку. Картина повторялась каждые пятнадцать минут, как будто патрульный выполнял одно и то же, доведенное до автоматизма упражнение. Подвешенный к ремню фонарь светился в темноте желтоватым глазом.
Дойдя до угла, он остановился и заглянул в щелку окошка со стороны Бишопсгейт, проверил дверь, потом зашел за угол и повторил ту же процедуру со стороны Корнхилл-стрит. Откуда-то, похоже, с Лиденхолл-стрит долетел стук копыт. Мимо, в направлении Чипсайда, промчался одинокий кэб.
Подергав двери, полицейский продолжил обход. Разлетавшееся по пустой улице эхо шагов вскоре замерло, и район снова погрузился в тишину.
— Пойду, посмотрю, — сказал Спир, когда фигура в форме исчезла из поля зрения.
Воздух в комнате, где они притаились, отдавал плесенью и затхлостью, как будто здесь обитали крысы. Осторожно обходя кучки мусора, Спир двинулся к двери. Голые доски пола тихонько заскрипели. Помещение пустовало уже больше месяца, и Мориарти, узнав об этом, быстро взял его в аренду под вымышленным именем. Как и в доме напротив, здесь находилась когда-то ювелирная мастерская — их на Корнхилл-стрит хватало всегда, — но теперь на двери висела табличка с надписью «РЕМОНТ».
Выйдя на улицу, Спир замер и прислушался, ловя малейший звук. Удивительно, что улица, столь оживленная и шумная днем, становилась такой пустынной, будто вымершей, ночью. Лишь немногие торговцы жили в этом районе, предпочитая возвращаться после работы в свои уютные домики в часе или даже более езды на поезде или омнибусе. Мистер Фриланд, чье имя — в паре с именем сына — красовалось над витринами со стороны как Бишопсгейт-стрит, так и Корнхилл-стрит, владел домом в Сент-Джонс-Вуд. Люди эти отличались поразительной неспособностью учиться. После очередного ограбления все вспоминали о мерах предосторожности, ставили новые замки, иногда даже нанимали ночных сторожей. Но через год-два страх уходил, и все возвращалось в прежнее русло. Изготовители сейфов даже изобретали новые модели, но лишь немногие в Сити спешили менять старые.
К заведению Джона Фриланда Спир подошел со стороны Корнхилл-стрит. Ни звука, ни души. Улица поблескивала в свете фонаря, словно прихваченная морозцем. Весь передний фасад надежно закрывали металлические ставни, так что свободными оставались только два оконца, две щели, расположенные на высоте пяти с половиной футов от тротуара: девять дюймов в длину и два в глубину. Спир приник к первому. Внутри магазин был ярко освещен газовыми лампами, так что он хорошо видел прилавок и пустой стеклянный стеллаж. Но устраивались эти смотровые щели отнюдь не для того, чтобы рассматривать переднее помещение, торговый зал, где люди каждый день покупали кольца и часы, ожерелья и броши или заказывали оправу для камней. Их целью была расположенная в глубине мастерская, где ювелиры выполняли настоящую работу.
Два помещения разделялись стеной с проходом в виде широкой арки, и тот, кто заглядывал в смотровое оконце, видел самый большой, выкрашенный белой краской металлический сейф, стоявший посередине второй комнаты.
Спир шагнул вправо, заглянул во вторую щель и снова увидел сейф, уже под другим углом, но так же ясно. Вслушиваясь в тишину, Спир зашел за угол. Со стороны Бишопсгейта картина выглядела иначе — здесь сейф отражался в расположенном хитроумным образом зеркале. Он кивнул самому себе, повернулся и направился через улицу к пустому магазинчику, на двери которого болталась табличка с надписью «РЕМОНТ». Если добытые Эмбером сведения верны, то он, пожалуй, и сам не отказался бы поучаствовать в деле — куш должен быть немалым.
— Со двора точно войти можно? — спросил Спир, вернувшись на наблюдательный пункт.
— Точно. Закрыли передние двери железными ставнями, поставили на сейф три замка и посчитали, что этого хватит. — Эмбер усмехнулся, обнажив мелкие, крысиные зубы. — А чего беспокоиться? За пятнадцать минут многого не успеешь, а больше наш парень в синем не даст.
— С датами ошибки нет?
— Все точно. А вот и он…
Полицейский, совершив круг, снова приближался к перекрестку по Бишопсгейт-стрит.
В тот вечер на чердачной площадке дома на Альберт-сквер наблюдалось непривычное оживление — Полли Пирсон миловалась с Гарри Алленом далеко за полночь. Когда девушка вернулась наконец в комнатушку, которую делила с сестрой, и залезла под одеяло, глаза у нее были мокрые, а носом она шмыгала так, что разбудила Марту.
— Полли, ты не должна так вести себя. Поймают, неприятностей не оберемся. Миссис Спир спуску не даст. И Гарри будет на плохом счету у Профессора. Таким местом дорожить надо. И что он только себе
