же миг, когда и он увидел ее. Пламя разлилось по телу горячей волной, смывая наспех выставленные барьеры. Луиджи Санционаре постарался удержать в узде инстинкты, но не предпринять совсем ничего он просто не мог. Посетителей в кафе было много, официантки в белых передничках носились между столиками, исполняя заказы, разнося подносы с кофе и прохладительными напитками, демонстрируя чудеса ловкости, достойные цирковой арены.
Между тем по тротуару медленно двигалась бурная живая река: женщины, молодые и старые, под ручку с подругами или мужьями; строго одетые пары паломников из других частей Европы и даже Америки; юнцы, пожирающие глазами девушек… Настоящий парад веселья, счастья, беззаботности и красок.
У столика, за которым сидела девушка в лимонном платье, и ее спутник, оставался еще один свободный стул — металлический, наклоненный вперед и прислоненный спинкой к столу. Демонстрация плохого вкуса, но Санционаре уже принял решение. Подойдя к столику, он оглянулся — верный Бенно не отставал.
— Прошу извинить. — Луиджи поклонился паре. — Здесь так мало места. Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?
Мужчина поднял голову.
— Нисколько. Мы все равно собираемся уходить.
— Спасибо, вы очень любезны, — сдержанно поблагодарил Санционаре и, повернувшись к проходившему мимо официанту, заказал бокал вермута «Торино». — Не желаете ли присоединиться?
— Спасибо, нет. — Высокий мужчина даже не улыбнулся, а девушка, покачав головой, посмотрела на Санционаре так, словно хотела сказать, что и не отказалась бы от угощения, но…
— Позвольте представиться. — Он поклонился. — Луиджи Санционаре, житель этого города.
— Моя фамилия — Смит. — Мужчина говорил по-итальянски немного медленно, с английским акцентом. — Моя дочь, Карлотта.
— Так вы не итальянка? — удивился Санционаре.
— Моя мать была итальянкой. — В голосе девушки отчетливо проступал неаполитанский акцент. — Но на ее родине я впервые, — добавила она с извиняющейся улыбкой.
— Вот как… И что, прекрасная страна, да?
— Очень красивая. Я бы хотела пожить здесь, но отец говорит, что мы должны вернуться в Англию из-за его работы.
Санционаре повернулся к Смиту.
— Ваша супруга не с вами?
— Моя супруга, сэр, умерла год назад.
— Прошу прощения. Я не знал. Так это что-то вроде паломничества?
— Я хотел показать дочери родину ее матери. Мы провели в Риме несколько дней и теперь возвращаемся в Лондон.
— В Лондон… Да, великий город. Я хорошо его знаю, — соврал Санционаре. — Так вы пробудете здесь еще какое-то время?
— Только до конца пасхальной недели. — Карлотта незаметно придвинулась чуть ближе. — Мне бы так хотелось задержаться.
— Жаль. Я бы с удовольствием показал вам здешние достопримечательности. Никто не знает Рим так, как тот, кто в нем родился.
— Все ваши достопримечательности мы уже видели, — несколько раздражительно сказал мистер Смит.
Санционаре как будто ничего и не заметил.
— Возможно, вы окажете мне честь, отобедав со мной?
— Это было бы… — начала Карлотта.
— Об этом не может быть и речи, — перебил ее Смит. — У нас вечером много дел. Спасибо за приглашение, но это невозможно.
— Но, папа…
— Не может быть и речи, — твердо повторил англичанин. — Нам нужно идти. В отеле нас ждет обед.
— Извините. Мои манеры… — Санционаре поднялся. — Я вовсе не хотел мешать.
Смит, собираясь расплатиться по счету, изучал его так, словно подозревал официанта в намерении смошенничать.
— Надеюсь, синьорина, мы еще увидимся. — Санционаре склонился над ее ручкой.
— Мне бы очень этого хотелось. — Она посмотрела на него умоляюще, словно нуждалась в незамедлительной помощи. В голове Санционаре уже рождались фантастические картины. Девица в беде. Ей на помощь спешит доблестный, хотя и не молодой, рыцарь. — Очень, — повторила Карлотта. — Но вряд ли…
Смит сдержанно поклонился, взял дочь за руку, и уже через несколько секунд они растворились в потоке гуляющих.
Провожая их взглядом, Луиджи заметил в толпе одного из лучших своих карманников, движущегося по направлению к Смитам, и, спешно подозвав Бенно, распорядился остановить вора.
— Скажи, чтобы не трогал ни англичанина, ни его дочь. Иначе я сломаю ему руки.
Бенно кивнул и врезался в толпу.
Странная встреча, размышлял, оставшись один, Санционаре. Пожалуй, одна из самых странных за всю его жизнь. И ведь сложись обстоятельства чуть-чуть иначе, эта встреча могла бы стать началом чего-то нового. Возможно, началом пути к вечному спасению. Но что-то не сложилось, а значит, ему не оставалось ничего иного, как идти прежней дорогой и править этой частью криминальной Италии — возможно, с Аделой в качестве супруги. А если, будучи в Лондоне, он еще увидится с прекрасной Карлоттой? Нет, это время, вдалеке от Аделы и Рима, следует употребить с большей пользой. Подумать о будущем. Если понадобится, он мог бы жениться на своей нынешней любовнице. Страстный роман с такой женщиной, как Карлотта — а иного романа с ней быть не может, — слишком опасен, и в любом случае за него придется дорого заплатить.
В Страстное воскресенье он посетил утреннюю службу, потом сходил на торжественную мессу в собор Святого Петра, смешавшись с толпой, жаждавшей папского благословления, и лишь затем вернулся в Остию, где его ждала заплаканная Адела — она уже переживала расставание.
Избавившись от всего, что связывало его с англичанином Смитом, Мориарти сидел в своей комнате в отеле «Альберто Гранд Палас» и сочинял письмо. Карлотта, успевшая соскучиться в одиночестве, пришла из своей спальни и, разлегшись на кровати, бросала в рот сочные красные виноградины.
Письмо, которое Мориарти писал измененным почерком, звучало так:
Синьорина,
Считаю своим долгом предупредить вас, что ваш покровитель, Луиджи Санционаре, отправился сегодня поездом в Париж в компании молодой женщины. Это мисс Карлотта Смит, наполовину англичанка и наполовину неаполитанка. Боюсь, они планируют тайно пожениться в Лондоне, который является конечным пунктом их путешествия.
Улыбаясь про себя, Мориарти дважды перечитал письмо, прежде чем сложить листок пополам и сунуть его в конверт, адресованный синьорине Аделе Асконта, проживающей в доме Санционаре в Остии. Письмо он намеревался предать носильщику перед тем, как сесть на поезд до Парижа. Если все пойдет по плану, оно послужит чем-то вроде небольшой бомбы для Аделы и, во всяком случае, подтолкнет ее к действию.
Мориарти встал, подошел к окну, остановился перед зеркалом, висевшим над комодом между двумя зашторенными окнами, и принялся рассматривать свое лицо под разными углами. За последний год с небольшим ему довелось побывать в шкуре людей разного возраста и социального положения, говоривших на разных языках: Мадис, Менье, американский профессор Карл Никол, фотограф Моберли, толстяк
