— Разумеется, нет. У меня есть ты, зачем мне какая-то Карлотта? За кого ты меня принимаешь?
— За кого? За мужчину. Так ты говоришь правду?
— Клянусь могилой матери.
— Я тебе не верю. И твоей матери тоже.
— Успокойся, Адела. Что вообще происходит? Почему ты приехала сюда за мной?
Она стояла, опустив голову, поникшая, и алые пятна на ее щеках наливались свежим цветом.
— Письмо… — В ее голосе уже не было недавней уверенности, и прозвучал он тише, едва слышно.
— Письмо? Какое еще письмо?
— Вот… — Адела протянула письмо, которое уже держала наготове в рукаве.
Санционаре пробежал глазами по строчкам, взглянул на дату, и в его затуманенном мозгу зашевелились новые страшные подозрения. Письмо было написано по меньшей мере утром в день отъезда. Значит, подписавшийся «доброжелателем» уже тогда знал, что Смиты будут в поезде. Карлотта играла с ним, теперь сомнений не оставалось. И это ожерелье, странным образом оказавшееся вдруг в его чемодане. Западня? Ничего другого и быть не может. Но кто и зачем ее устроил? Ответа не было.
— Адела. — Санционаре постарался не выдать тревоги и говорить спокойно. — Я не могу сейчас все объяснить, но нас провели. Нас обоих. Зачем, я пока не знаю, но нам нужно убираться отсюда как можно скорее. — Ну ничего, он им еще покажет, что Луиджи Санционаре не так прост. Он не только ускользнет от них, но еще и ожерелье прихватит.
Доставая на ходу ключи, Санционаре метнулся в спальню, открыл чемодан и выхватил флакон.
Вылив в раковину одеколон, которым пользовался всего лишь пару часов назад, во время утренних процедур, он ополоснул ожерелье холодной водой, вытер попавшим под руку полотенцем и уже направлялся в гостиную, чтобы порадовать Аделу великолепным трофеем, когда дверь вдруг распахнулась.
— Вот этот человек, инспектор, — воскликнула Карлотта, указывая на него пальцем. За спиной у нее маячил молодой человек серьезного вида в плаще и с «котелком» на голове.
— Это он! Он пытался меня изнасиловать и он украл мое ожерелье! — визжала Карлотта. — Посмотрите, оно еще у него.
Серьезный молодой человек деликатно закрыл за собой дверь и направился к Санционаре.
— Спокойно, сэр, не нужно лишних движений. Передайте мне это ожерелье.
— Луиджи, кто эти люди? — Лицо Аделы, бывшее только что пунцово-красным, сделалось вдруг белым как мел. — Что они здесь делают?
— Инспектор Аллен, мэм. Вы говорите по-английски?
— Да, говорю.
— Хорошо. Эта леди — мисс Карлотта Смит.
—
— Я представляю детективный отдел столичной полиции, — продолжал Аллен.
—
— Я могу объяснить, — запинаясь, произнес Санционаре, неуклюже делая вид, что никакого ожерелья у него и нет. — Это недоразумение.
— Мисс Смит утверждает, сэр…
— Он вломился в мое купе и попытался меня изнасиловать, — перебила «детектива» Карлотта. — Позднее я обнаружила пропажу рубинового ожерелья с изумрудами. Того самого, что сейчас у него в руке.
Адела шумно, как хищник перед прыжком, выдохнула, и в тот же миг Санционаре разжал пальцы и вскинул руки, защищая лицо от свирепых когтей. Украшение упало на мягкий ковер.
—
— Это еще что такое! — Инспектор попытался разнять сцепившуюся парочку. — Луиджи Санционаре, я арестую вас за кражу ожерелья и должен предупредить, что все сказанное вами может быть записано и использовано в качестве улики.
Адела, шмыгнув носом, выдавила из себя пару неприличных проклятий.
Внезапно все стихло. Адела замерла, повернув голову к двери. Аллен отпустил руку Санционаре.
Итальянец поднял голову. В дверном проеме застыл высокий, сухощавый мужчина с изнуренным лицом профессора Джеймса Мориарти.
— Луиджи. Как я рад снова вас видеть! — Его голова медленно качнулась из стороны в сторону.
Карлотта фыркнула, сдерживая смех.
— Помолчите, мисс, — одернул ее Профессор. — Я не вижу здесь ничего смешного.
— Что?.. — Санционаре вдруг почувствовал, что ноги у него как будто превращаются в вареные спагетти. В голове зашумело. Комната завертелась, потом остановилась. Он моргнул, но не смог отвести глаз от Мориарти, появление которого сулило неминуемый конец. В пелене, застилавшей рассудок, постепенно проступали истинные очертания происходящего. — Мориарти…
— Собственной персоной, — мрачно подтвердил Профессор.
— Так это все ваше…
— А вы становитесь проницательнее к старости.
— Но… мне говорили, что с вами покончено. После сандринхемского дела…
— И вы оказались настолько глупы, что поверили.
Итальянец огляделся. Нет, комната осталась прежней, значит, ему ничего не привиделось.
— Но зачем? К чему это?
— Неужто вы настолько отуплены тщеславием, что не понимаете? — Мориарти шагнул к нему. — Чтобы проучить вас, Луиджи. Преподать наглядный урок. Показать в наиболее доходчивой форме, что я был и остаюсь хозяином криминальной Европы. Что я могу в любой момент щелкнуть пальцами, и вас не станет. — Голос его звучал негромко, как шум ветра в кронах деревьев.
Санционаре поежился.
— Получается…
— Да. Я, как говорится, разбил вас на голову. Будь это все на самом деле, а не спланированным мною розыгрышем, вас везли бы сейчас в тюрьму.
— Розыгрыш? — хрипло повторил итальянец, и его глаза наполнились страхом.
По губам Мориарти скользнула тень улыбки.
— Вы ведь занимаетесь драгоценными камнями, да? — знакомым голосом произнес он. — Я бы сказал, камешками. Сомневаюсь, что вы способны отличить стекляшку от граната.
— Вы были Смитом. — Голос итальянца прозвучал сухо и бесцветно, словно говорил не живой, еще недавно уверенный в себе мужчина, а мертвец.
— Конечно, я был Смитом. — Профессор повернулся к Аделе. — Синьорина Асконта, вы должны простить Луиджи. В партии против Карлотты у него не было шансов. Думаю, она свела бы с праведной дороги и самого святого Петра.
Адела хмыкнула.
— А инспектор? Он?.. — промямлил Санционаре.
— Мой человек. Посмотрите хорошенько, вы же все — мои люди. Я лишь хочу доказать, Луиджи, что всегда, независимо от времени и места, могу делать с вами все, что только захочу. Могу согнуть, сломать, лишить вас всякого влияния. Я уже доказал это Шлайфштайну и Гризомбру. Они поняли свои ошибки и теперь на моей стороне. Вам нужно сказать лишь слово…
Санционаре выругался.
— Я намерен, реформировать наш старый альянс, — повысил голос Мориарти. — Со мной во главе мы в состоянии контролировать весь уголовный мир Европы. Но выбор за вами. Можете оставить за собой Италию. Но в одиночку, как мне кажется, долго вам не протянуть.
